Глава 3. Тайная любовь (Часть 7)

Глава 3. Тайная любовь

36

Говорят, никогда не знаешь, что наступит раньше — завтра или что-то непредвиденное.

Я полностью согласна с этим утверждением.

Ведь, просыпаясь сегодня утром, я и представить себе не могла, что простужусь.

Сначала я подумала, что у меня просто пересохло горло после сна, но, умывшись, поняла, что осипла и не могу говорить.

Градусник и ибупрофен остались у семпая, а я вчера не могла предвидеть свою болезнь.

Впрочем, приложив руку ко лбу, я решила, что температуры у меня нет.

Кроме боли в горле, других симптомов не было, поэтому я взяла тосты и молоко, запасной ключ от квартиры семпая и поднялась наверх.

37

Даже больной, семпай встал раньше меня. Когда я открыла дверь, он стоял у холодильника, выбирая, что поесть.

Услышав шум, он обернулся:

— Доброе утро.

Я хотела ответить, но не смогла. Мой голос пропал. Я просто помахала ему рукой в ответ.

Но детектив оказался проницательнее, чем я думала. Семпай посмотрел на меня, немного подумал, а потом подошёл, взял у меня завтрак и спросил:

— Почему ты молчишь?

Утреннее солнце проникало сквозь панорамные окна гостиной, освещая каждую пылинку в воздухе. Вокруг нас словно парили маленькие светящиеся круги.

Волосы семпая были взъерошены, словно он только что встал с постели. На щеках виднелись следы от подушки, а от его тела исходил жар.

Я видела каждую черточку его лица, каждую ресничку. Его голубые глаза смотрели на меня с тем же вопросом, что он только что задал.

Я не смогла устоять перед соблазном. Или, скорее, красота семпая околдовала меня, и я на мгновение забыла, что не могу говорить. Я попыталась ответить:

— Горло болит.

Я старалась говорить коротко, но мой хриплый голос превратил слова в неразборчивое бормотание, словно ребёнок, не знающий нот, пытался играть на расстроенной скрипке. Получались только неприятные звуки.

Но, думаю, семпай всё равно понял, что я имею в виду. Раз уж я говорю таким голосом, ответ очевиден.

Семпай, конечно же, был умным человеком и понял меня.

Но его следующий поступок заставил меня замереть. Он наклонился и приложил свой лоб к моему.

Боже!

Я не могла говорить, но внутри кричала от восторга!

Даже если это был просто самый простой способ измерить температуру, неужели наши… то есть мои отношения с семпаем настолько близкие?

Или он просто не думал об этом, как и всегда, когда принимал какие-то решения, действуя быстро и решительно?

— Температура такая же, как у меня, — сказал он, словно делая вывод, и, отстранившись, протянул мне градусник. — Но лучше всё-таки измерить.

Так градусник всё это время был под рукой?

Тогда зачем нужно было прикладывать лоб к моему?

Мне очень хотелось спросить его об этом, но из-за боли в горле я не смогла выдавить ни слова.

Решив, что стоять здесь глупо, я взяла градусник в рот и села на диван, молясь, чтобы у меня не было температуры. Иначе мне будет ещё сложнее делать домашние задания.

— Кстати, — семпай налил молоко в стакан и небрежно сказал: — У меня 37,6°C.

У него всё ещё была температура.

Мне стало жаль его.

Он специально сказал мне об этом? Должна ли я проявить заботу?

Или он просто хотел сказать, что у нас одинаковая температура, и у меня тоже может быть жар?

Я пыталась понять его мысли, и мои щёки невольно надулись. И тут я вдруг осознала ещё одну вещь.

Неужели он только что пользовался этим градусником?

— Ммм!

С градусником во рту я не могла говорить и только пыталась привлечь внимание семпая звуками, жестами и взглядами.

Когда он посмотрел на меня, я указала на градусник, а потом на него, надеясь, что он поймёт мой вопрос.

Он, кажется, сразу понял, но решил помучить меня, притворившись, что думает. Наконец, видя мои округлившиеся глаза, он сказал:

— Я его помыл. Не волнуйся.

Что это было?

Он точно сделал это нарочно!

Градусник запищал, показывая результат: 37,3°C.

Пограничное значение. Вроде бы и не нужно принимать жаропонижающее, но и здоровой меня назвать было нельзя.

Я решила не обращать на это внимания, но семпай, увидев результат, словно почувствовал себя виноватым:

— Я тебя заразил?

Я быстро замотала головой.

Даже если это было так, отрицать было лучшим решением.

Я не хотела, чтобы семпай чувствовал себя виноватым, поэтому достала телефон, написала сообщение в заметках и показала ему:

— Пока мы оба болеем, будем заботиться друг о друге!

38

Я написала в групповом чате, что заболела, и Анита тут же начала засыпать меня вопросами, а потом и вовсе позвонила.

А я как раз писала сообщение «Не могу говорить», но не успела отправить.

— Коко, что случилось? Как ты себя чувствуешь? У тебя есть лекарства? — спросила Анита, как только я ответила.

Я попыталась что-то сказать:

— Я…

Но мой голос был таким хриплым, что разобрать слова было невозможно.

— Коко? — она не поняла, почему я молчу. — Может, мне приехать? Тебе очень плохо?

Я включила громкую связь и с мольбой посмотрела на семпая.

Он усмехнулся и ответил за меня:

— Коко у меня. У неё пропал голос, не волнуйся.

— Спасибо, семпай, — прошептала я, беззвучно шевеля губами.

— Что? Это Кудо? Коко, ты у семпая дома?

Голос Аниты прозвучал странно. Помолчав немного, она сказала: — Хм… Тогда я не приеду. Выздоравливай скорее!

Семпай, выступая в роли моего пресс-секретаря, даже не спросив моего мнения, сказал:

— Я позабочусь о Коко.

Лишённая голоса, я могла только слушать, как эти двое решают мою судьбу, словно я вдруг стала чьим-то подопечным.

Интересно, семпай помнит, что он сам болен?

39

Дни без занятий — это счастье. Пусть я и болела, и у меня была куча заданий, но зато я могла остаться у семпая. Не было худа без добра.

Семпай, похоже, тоже не собирался выходить. Но ему постоянно звонили и писали. Он был гораздо занятее, чем я думала. Даже во время еды он одной рукой отвечал на сообщения, а сейчас сидел за компьютером и писал письма.

— Семпай, у вас всё ещё температура.

Я поднесла телефон к экрану его компьютера, чтобы привлечь его внимание, а потом продолжила печатать: — Здоровье — это самое главное!!!

Чтобы подчеркнуть серьёзность своих слов, я поставила три восклицательных знака.

— Да, с температурой сложно сосредоточиться, — согласился семпай, но, посмотрев мне в глаза, добавил: — Но преступники не будут ждать, пока я выздоровлю, Коко.

Это было разумно, и я не знала, что ответить. Спорить с семпаем было бессмысленно, поэтому я решила надавить на жалость.

Но печатать было гораздо медленнее, чем говорить. Зазвонил телефон семпая, не дав мне дописать сообщение.

Извинившись, он вышел на балкон, чтобы ответить на звонок.

Я мельком увидела имя звонившего. Это был не шериф Клейн, а «Акай-сан».

Японская фамилия. Мне показалось, что я где-то её слышала.

Но у меня не было такой феноменальной памяти, как у семпая, и я ничего не смогла вспомнить.

Мои размышления прервал телефонный звонок.

Это был Бэррон.

Не веря, что он не видел моих сообщений в чате, я решила, что он специально звонит мне, зная, что у меня болит горло. Но всё же я ответила, чтобы узнать, что ему нужно.