Как и любая девушка, Гань Цин не удержалась от взгляда на распахнутую грудь молодого человека. Осмотрев, она решила, что этот торс с рельефными мышцами и тонкой талией вполне заслуживает демонстрации.
Только... зачем так стараться выглядеть модным в этом грязном переулке, где в воздухе летают чад от дешёвого масла и угольная пыль?
— В детстве я видел вас в переулке Жунсянь, — Юй Ланьчуань опустил взгляд на руки Мэн Тяньи — плотные, покрытые лёгким слоем жира от постоянной готовки, но с неожиданно гладкой кожей, напоминающей нефрит, совсем не похожие на руки мужчины средних лет. — Моя фамилия Юй.
Лица Мэн Тяньи и Гань Цин одновременно застыли.
— А, это вы! — Мэн Тяньи выпрямил слегка сгорбленную спину, затем понизил голос. — Проходите... в магазин, пожалуйста.
Он сделал отстраняющий жест рукой, намеренно не глядя на Гань Цин, будто просто отсылал её:
— Гань, тебе здесь больше нечего делать, иди домой. Осторожней по дороге.
Гань Цин в момент, когда Юй Ланьчуань заговорил, отступила на полшага из круга света, сделав своё и без того малозаметное присутствие почти призрачным.
Услышав слова Мэна, она беззвучно кивнула и повернулась, чтобы уйти.
Юй Ланьчуань сначала не обратил на неё внимания, но периферийным зрением мельком уловил смутный силуэт. Сердце его внезапно ёкнуло, и он окликнул её:
— Постойте.
Гань Цин вздрогнула, будто испуганная, замерла и осторожно обернулась:
— Это... вы… мне?..
Её широко раскрытые глаза выражали испуг, плечи напряглись — вся она походила на вспугнутого зайца.
Юй Ланьчуань разглядел её и почувствовал разочарование. Воспоминания, вспыхнувшие было, мгновенно испарились.
— Ничего, — холодно сказал он. — Сегодня те бандиты остановили моего брата. Я хотел поблагодарить вас.
Гань Цин тупо пробормотала:
— Не... не за что.
Юй Ланьчуань фыркнул про себя: «Ну и деревенщина! Слово связать не может».
Его терпение и так уходило на общение с заказчиками, и такие «тихони» его откровенно раздражали. Сдержанно кивнув, он перестал обращать внимание на эту второстепенную фигуру и вошёл в «Райский лобстер».
Гань Цин подумала: «Нервный какой. Видно, у семьи Юй могилы предков осквернили — раз такого психа породили».
Она опустила голову и заспешила прочь, как неприметная тень.
Переулки за «Грязевой запрудой» напоминали лабиринт. В этот час, кроме улицы с шашлычными, всё вокруг погрузилось в тишину. Даже ночной ветер казался вязким. Фонари, годами не видевшие ремонта, светили как придётся, некоторые мигали. Шаги здесь отдавались эхом.
Жутковатое место.
Будто бы от страха идти одной ночью, Гань Цин нарочно шаркала шлёпанцами по земле и напевала песенку.
Когда она дошла до самого тёмного участка, из переулка, мимо которого проходила, вынырнула тень человека — будь здесь Лю Чжунци, он узнал бы в нём одного из троих вымогателей, того самого лысого.
Лысый злобно проводил взглядом удаляющуюся фигуру, затем шагнул вслед. При почти двухметровом росте и мощном телосложении он ступал совершенно бесшумно.
Гань Цин, казалось, ничего не замечала. Свернув в переулок, она продолжала тащить шлёпанцы и хрипловатым голосом напевала:
— Перевалив через холм, хоть голова и поседела...
Лысый втянул голову в плечи, ускорил шаг, сжал кулаки — на его руках вздулись жилы и бугры мышц.
— Болтаю без умолку, скорблю об упущенном времени...
Лысый резко выскочил из переулка — и тут же замер. Перед ним был тупик, кроме разбитого велосипеда, абсолютно пустой.
Где она?
В этот момент *шлёп-шлёп* шлёпанцев раздался снова — но теперь позади него!
— Но так и не увидела бессмертия...
Лысый резко обернулся и увидел, что та самая «кассирша» проходила мимо переулка, заложив руки в карманы, лениво волоча ноги и даже не взглянув в его сторону.
Решив, что скрываться больше незачем, лысый рявкнул:
— Стоять!
Он бросился вперёд длинными шагами. До поворота было всего пять-шесть шагов, но за это мгновение женщина снова исчезла.
— Сначала теряю саму себя...
Песня, звучавшая то ли в такт, то ли нет, эхом разносилась по переулкам, будто доносясь со всех сторон. По спине лысого пробежал холодок:
— Ты кто такая? Хватит пугать людей!
Как только он крикнул, пение и шаги разом прекратились. Вокруг остался только шёпот ночного ветра — крадущийся, осторожный.
Сердце лысого забилось чаще. Он инстинктивно согнул колени, поднял локти, прикрыл голову руками и затаил дыхание, озираясь по сторонам.
Внезапно по всему телу пробежала странная дрожь. Затем неестественный порыв ветра ударил в висок. Лысый с ужасом понял, что уже не успеет ни увернуться, ни защититься. Острая боль пронзила висок, в голове загудело: «Конец».
Но ожидаемого кровавого зрелища с размозжённым черепом не случилось. Прошло несколько мгновений, прежде чем лысый осознал, что даже не поцарапан. Он растерянно провёл рукой по голове — та по-прежнему крепко сидела на плечах.
Казалось, это просто ветер поднял песчинку и случайно занёс ему в лицо.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|