Лысый бесцельно побродил по переулкам, не найдя даже следа, и уже собирался выместить злость, когда зазвонил телефон. Он достал его и голос его сразу смягчился, стал почти нежным:
— Алло, шинян (матушка-учитель)... Я? Я в том переулке, где днём были. Тут как раз полиция... Что вы сказали?
Закончив разговор, он забыл о Гань Цин и поспешно убежал.
Покинув переулки за Грязевой запрудой и пройдя два перекрёстка, вспотевший лысый ворвался в «Макдоналдс».
Уборщик, протиравший столы, вздрогнул при виде этого звероподобного здоровяка и отпрянул. Лысый не обратил на него внимания, огляделся и направился к столику в углу — там сидели старуха, пытавшаяся днём обмануть несовершеннолетнего, и двое мужчин. На столе лежала пачка картошки-фри, никто её не ел, будто это просто декор. У ног их лежали туго набитые сумки.
Лысый, запыхавшись, подошёл к ним:
— Деньги ведь уже отдали, как это можно — вдруг выгонять? Я пойду сейчас разберусь!
— Они вернули нам деньги, — шрам на лице одного из мужчин дёрнулся, когда он обратился: «Старший брат». — Ничего не поделаешь, сегодня внезапная проверка. Хозяин и сам не знает, в чём дело, боится сдавать жильё.
Лысый уже открыл рот, но старуха внезапно подняла на него взгляд:
— С кем ты столкнулся?
Лысый опешил:
— А? А, это та мелкая стерва из магазина, которая сегодня полицию навела. Хотел проучить её, да…
Старуха перебила:
— Догнал?
— Ну... не совсем… Темно же, да и она тут все закоулки знает, а я нет. Повезло суке…
Не дав ему договорить, старуха резко наклонилась и провела пальцем по его виску. На пальце остался лёгкий налёт — приглядевшись, можно было разглядеть угольную пыль с шашлычных.
Лысый разглядел её палец, и по спине у него пробежал холодный пот.
— Если смогли оставить след на твоей голове, значит, могли и проломить её. Сегодня с тобой просто не стали связываться, — старуха медленно откинулась на спинку стула и вздохнула. — Знаешь, на какой улице и в каком магазине она работает?
Лысый подобострастно ответил:
— Знаю, на улице с шашлычными.
Старуха кивнула:
— Раз сегодня не стала тебя калечить, значит, не хочет лезть в чужие дела. Впредь обходи её стороной.
Лысый недовольно пробурчал:
— Да ну, этакая хворостина…
— Хватит! — старуха слегка повысила голос, прерывая его. — Что я тебе говорила перед отъездом? В Яньнине за каждой стеной может скрываться мастер. Встретишь собрата — сторонись. Не воображай о себе, жалкий лягушонок из колодца!
Лысый не осмелился пикнуть, двое других тоже потупились.
За столиком воцарилась тишина. Восемь глаз уставились на остывшую картошку-фри. Жир пропитал бумажную упаковку, но никто не притронулся к еде. Рядом валялись пустые пакетики из-под кетчупа — словно трупы после битвы.
Наконец, человек со шрамом нарушил молчание:
— Шинян, нам нельзя здесь задерживаться. Может, снимем гостиницу на ночь?
Хромой, до этого молчавший, глухо добавил:
— Шинян пусть останется в гостинице, а мы трое как-нибудь перекантуемся на улице. Летом не холодно.
Старуха, казалось, задумалась, схватила свой узелок, но потом снова вздохнула и покачала головой.
Тем временем Гань Цин наконец добралась «домой».
Она шла медленнее, чем обычно, — когда уходила от Лысого, слишком резко дёрнулась, и левый шлепанец почти оторвался. Осталось меньше сантиметра ненадежно приклеенной подошвы. Боялась, что если поднимет ногу, придется прыгать на одной.
Только увидев знакомые фонари у своего дома, она расслабилась и решила одолжить у соседки тапочки на пару дней.
Она жила в нелегальной коммуналке — восемь закутков, в каждом двухъярусная кровать. В основном жили женщины, договорились не курить в общих местах и смывать за собой — поэтому было чисто. То, что девушка сверху вела ночной образ жизни, казалось мелочью. Гань Цин могла заснуть даже под мостом, такие мелочи её не беспокоили.
В целом её угол казался ей дешёвым, чистым, близким к работе — идеальным сочетанием цены и качества.
Увы, в наше время за дешевизной часто скрываются проблемы — например, незаконность.
И вот, напевая «Холм», Гань Цин обнаружила, что «дома» больше нет.
Толпа людей с кастрюлями и чемоданами стояла у подъезда. Среди них она встретила соседку, которая дала ей тапочки и объяснила: в Яньнине началась новая волна борьбы с нелегальным жильём, их коммуналку опечатали, нужно немедленно съезжать.
Теперь все они — и «совы», и «жаворонки» — оказались на улице.
Через пятнадцать минут Гань Цин, вытащив свой скромный скарб, сидела на бордюре и грызла варёную кукурузу — подарок соседки-«совы». Кукуруза была сладкой.
За её спиной выстроились молочно-белые фонари, их тонкие стойки напоминали танцующих лебедей. Они тянулись вдоль широкой дороги, мягко изгибаясь, соединяя мерцающие огни домов.
В эту ночь совпадения следовали одно за другим.
Мошенники и добропорядочные граждане, самонадеянные и скрывающие мастерство — все в равной степени ломали голову, где им провести сегодняшнюю ночь.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|