Я чувствую, что вы жалеете меня,Ко мне снисходите; мне перед вами стыдно;Вы путешественник: привыкли вы, как видно,Всегда любезным быть. Ведь понимаю я,Что вас, кто столько видел, столько знает,Мой бедный разговор совсем не занимает.
Одно словечко, взор один лишь твойМне занимательней всей мудрости земной.(Целует ее руку.)
Ах, как решились вы! Ну что вам за охотаВзгляните, как жестка, груба моя рука;Лежит на мне, ведь, всякая работа;У маменьки любовь к порядку велика.
И что же? Так должны вы ездить вечно?
Что делать: ремесло и долг нам так велят!В иных местах остаться был бы рад,А надо ехать, хоть скорбишь сердечно.
Пока кто молод, почемуПо свету вольной птицей не кружиться;А вот, как в старости придется одномуК могиле, сирому, холостяком тащиться, —Едва ли это нравится кому.
Увы, со страхом я предвижу это.
Ну что же: вовремя послушайтесь совета!
Да, с глаз долой — из сердца вон!Лишь по привычке вы учтивы.Других друзей всегда б найти могли вы,Кто вправду сведущ и умен.
О, друг мой, верь, что мудрость вся людская —Нередко спесь лишь пошлая, пустая!
Как?
О, зачем невинность, простотаНе знает, как она бесценна и свята!Смиренье, скромность чувств невинная, святая —Вот самый лучший дар для нас.
Когда б вы обо мне подумали хоть раз,О вас бы думала с тех пор всегда, всегда я.
И часто ты одна?
Да; хоть невеликоУ нас хозяйство, — все же нелегкоЕго вести. Служанки нет: должна яВарить, мести и шить; с рассвета на ногах...А маменька во всем престрогая такаяИ аккуратна так, что просто страх!И не от бедности: мы вовсе не такие,Чтоб хуже жить, чем все живут другие.Отец покойный мой довольно был богат,Оставил домик нам, а с ним и старый сад.Теперь наш дом затих, труды мне легче эти:Ушел служить в солдаты брат,Сестрички нет уже на свете...Немало с ней хлопот я приняла,Но вновь все перенесть я с радостью б могла:Так было мне дитя родное мило!
О, если на тебя малютка походила, —Она, конечно, ангелом была!
Да; я ее вскормила, воспитала...И как меня любить малютка стала!Отца уж не было в живых, когда на светОна явилась; матушка ж, бедняжка,Слегла в постель и захворала тяжко;Мы думали, что уж надежды нет,И времени прошло у нас немало,Пока она поправилась и встала.Где ж было ей самой кормить дитя!И вот его взялась лелеять я,Кормила крошку молоком с водою, —Она совсем, совсем моя была,И на руках моих, по целым дням со мною,Барахталась, ласкалась и росла.
Чистейшим счастьем ты в то время обладала!
И горя тоже много я видала.Со мною по ночам стояла колыбельРядком; дитя чуть двинется, — я встану,Беру из люльки и к себе в постельКладу, иль молоком кормить, бывало, стану;А не молчит, — должна опять вставать,Чтоб проходить всю ночь да песни распевать.А по утрам — белье: чуть свет встаю и мою;Там время на базар, на кухню там пора, —И так-то целый день, сегодня, как вчера!Да, сударь: иногда измучишься заботой!Зато и сладко спишь, зато и ешь с охотой.
Холостяки, всегда вы таковы:Чрезмерно к бедным женщинам суровы!
О, мы всегда исправиться готовы,Найдя такую женщину, как вы!
Признайтесь: есть у вас кто на примете?Привязанность — есть где-нибудь на свете?
Пословица гласит: жена своя и кровДороже всех на свете нам даров.
Но до любви у вас не доходило дело?
Я всюду и всегда любезно принят был.
Не то! Серьезен ли был ваш сердечный пыл?
Ну, с дамами шутить — чрезмерно было б смело!
Ах, вы не поняли!
Жалею всей душой!Но очень понял я, как вы добры со мной.
Так ты меня сейчас, мой ангельчик, узнала,Когда перед тобой в саду явился я?
Вы видели, что я потупилась сначала.
И ты меня простишь, прекрасная моя.Что я себе тогда позволил слишком много,Когда к тебе я подошел дорогой?
Смутилась я: мне это в первый раз.Насчет меня нигде не говорят дурного.Уж не нашел ли он — я думала о вас —Во мне бесстыдного чего-нибудь такого,Что прямо так решился подойти,Игру с такой девчонкой завести.Но все ж во мне, признаться, что-то было,Что в вашу пользу сильно говорило;И как же на себя сердита я была,Что я на вас сердиться не могла!
Мой друг!
Пустите-ка!(Срывает астру и ощипывает лепестки.)
Что рвешь ты там? Букет?
Нет, пустяки, — игра.
Что?
Полно вам смеяться!(Шепчет.)
Что шепчешь ты?
Он любит — нет; он любит — нет!
О, ангел, как тобой не восхищаться!
Он любит — нет! он любит — нет!(Вырывая последний лепесток, радостно.)Он любит! Да!
О, пусть цветка ответСудьбы глаголом будет нам, родная!Да, любит он! Поймешь ли, дорогая?(Берет ее за обе руки.)
Я вся дрожу!
О, не страшись, мой друг!Пусть взор мой нежный, пусть пожатье рукТебе расскажут просто и не ложно,Что выразить словами невозможно!Отдайся вся блаженству в этот часИ верь, что счастье наше бесконечно:Его конец — отчаянье для нас!Нет, нет конца! Блаженство вечно, вечно!
МартаСмеркается.МефистофельДа, нам пора домой.МартаЯ вас подольше б удержать хотела,Но, знаете, уж город наш такой:Как будто здесь у всех другого нет и дела,Заботы будто нет у них другой,Как только за соседями день целыйПодсматривать; и что ты тут ни делай, —Глядишь, — пошла уж сплетня меж людей.А наша парочка?МефистофельВдоль по саду пустилась,Как пара мотыльков.МартаОна в него влюбилась.МефистофельА он — в нее. Таков уж ход вещей!
Смеркается.
Да, нам пора домой.
Я вас подольше б удержать хотела,Но, знаете, уж город наш такой:Как будто здесь у всех другого нет и дела,Заботы будто нет у них другой,Как только за соседями день целыйПодсматривать; и что ты тут ни делай, —Глядишь, — пошла уж сплетня меж людей.А наша парочка?
Вдоль по саду пустилась,Как пара мотыльков.
Она в него влюбилась.
А он — в нее. Таков уж ход вещей!
(Нет комментариев)
|
|
|
|