Жестокость

Жестокость

Нин Чужо задала этот вопрос, уже вернувшись домой.

В доме было тихо. Она не включала свет. В сгущающихся сумерках её настроение было на удивление неспокойным.

Она молчала, и Ли Сюнь, в отличие от предыдущих случаев, когда он всегда робко боялся её гнева, тоже молчал.

Его молчание говорило о его отношении к этому вопросу: он не считал, что сделал что-то плохое, и, будь у него возможность, поступил бы так же.

Нин Чужо прошла в гостиную. У неё немного кружилась голова, возможно, от запоздалого опьянения. Она взяла подушку, села на пол и прислонилась к дивану.

— Ли Сюнь, — позвала она его мягким голосом, в котором не было и намёка на гнев.

Вернувшись домой, где больше не нужно было бояться, что его кто-то увидит, Ли Сюнь материализовался.

Он стоял перед Нин Чужо в той же нелепой, не по размеру одежде.

— С ним что-то случится?

При упоминании о том мужчине лицо Ли Сюня помрачнело:

— Ничего серьёзного. Просто будет мучиться три дня и три ночи.

Нин Чужо вспомнила сцену у входа в отель и подумала, что такой человек, как директор Ван, вряд ли выдержит и дня.

— Ли Сюнь, ты не должен причинять людям вред.

Ли Сюнь нахмурился, на его лице застыло равнодушие:

— Почему? — Он совершенно не понимал, к каким последствиям это может привести.

Его слова отрезвили Нин Чужо. Она вдруг осознала, что этот демон действует исключительно по своей прихоти. Он не был человеком, у него не было чувства меры, понимания, что можно делать, а что нельзя.

Нин Чужо обняла подушку и, подняв голову, сказала:

— Иди сюда.

Ли Сюнь без колебаний подошёл к ней и встал перед ней на одно колено.

Они были очень близко друг к другу. Ли Сюнь чувствовал себя неловко. Встретившись с влажными глазами Нин Чужо, он через три секунды отвел взгляд.

Нин Чужо моргнула, потёрла пальцами подушку и вдруг спросила:

— Ли Сюнь, ты что, покраснел?

Ли Сюнь: «…»

Хотя он и не понимал, как она вдруг перескочила на эту тему, он избегал её прямого взгляда и пробормотал:

— Нет.

Он лгал. Она только что видела, как румянец залил его бледное лицо.

— Правда? — Нин Чужо не поверила. Она взяла его за мочку уха и уверенно сказала: — Горячо. Ты точно покраснел.

Ли Сюнь застыл на месте. Румянец с лица перекинулся на шею. Он хотел отстраниться, но не смел. Сжав руки в кулаки, он наконец выдавил:

— Сестра.

Нин Чужо почувствовала, что голова кружится ещё сильнее. Она тихо, словно пытаясь уговорить ребёнка, спросила:

— Ли Сюнь, ты хочешь быть со мной всегда-всегда?

Ли Сюнь смотрел на неё. Сердце билось так сильно, что ему невольно захотелось наполнить комнату ароматом роз. Он ответил:

— Хочу.

— Тогда ты не должен причинять людям вред, — с непривычной серьёзностью сказала Нин Чужо и ещё сильнее сжала мочку его уха. — Понял?

Уши Ли Сюня горели. Не от боли, а от жара. Он молчал, сердце его трепетало.

Видя его молчание, Нин Чужо решила, что он не согласен, и, взяв его за щёки, начала тереть его лицо, пока оно не исказилось:

— Ты должен быть законопослушным гражданином.

Нин Чужо понизила голос, чтобы напугать его:

— Иначе тебя поймают и будут изучать.

— Знаешь, что такое вскрытие? — Нин Чужо выпрямилась и наклонилась к нему. Их носы соприкоснулись. Она посмотрела ему в глаза.

Ли Сюнь резко втянул воздух, его ресницы затрепетали, голос слегка дрожал. Глядя на её затуманенный алкоголем взгляд, он с трудом сглотнул и выдавил:

— Хорошо.

Нин Чужо рассмеялась. Она подумала, что напугала маленькую розочку.

Если его не напугать, откуда ему знать, как опасен этот мир?

Нин Чужо ещё немного потёрла его лицо, прежде чем отпустить, и, откинувшись на диван, закрыла глаза.

Глаза Ли Сюня были тёмными, как непроглядная ночь. В его взгляде была какая-то непонятная ему самому глубина. Он стоял на одном колене и смотрел на неё, не в силах оторваться.

Нин Чужо открыла тяжёлые веки и глупо улыбнулась:

— Маленькая розочка, ты такой хороший.

Впервые в жизни её кто-то защищал.

Уголки губ Ли Сюня приподнялись. Он хотел сдержать улыбку, но решил, что в темноте она всё равно не увидит, и перестал себя контролировать, улыбаясь всё шире.

— Хотя ты и хороший, у тебя есть один недостаток, — сказала Нин Чужо, и сама же хихикнула. — Ты немного… маленький.

Ли Сюнь: «…»

Нин Чужо смотрела, как маленькая розочка перед её глазами раздваивается, утраивается, и всё кружится и кружится. У неё закружилась голова, и она потёрла виски.

— Сестра, — Ли Сюнь вовремя взял её за руку.

Под слегка ошеломлённым взглядом Нин Чужо он начал массировать ей виски.

Нин Чужо стало легче. Она не забыла похвалить свою маленькую розочку:

— Сюньсюнь, ты такой хороший.

Руки Ли Сюня замерли. Он ошарашенно смотрел на неё, не веря своим ушам.

Нин Чужо продолжала сыпать комплиментами, глядя на него блестящими глазами:

— Сюньсюнь самый лучший на свете! Я тебя очень-очень люблю!

Ли Сюнь чувствовал, как его лицо горит всё сильнее, а сердце бьётся всё чаще. В тишине ночи он отчётливо слышал каждый удар своего бешено колотящегося сердца.

Он посмотрел на неё сверху вниз, его голос был невероятно нежным:

— Я тоже очень-очень люблю тебя, сестра.

— Угу, угу, — рассеянно ответила Нин Чужо, подгоняя его. — Продолжай массировать.

Как только он останавливался, у неё начинало темнеть в глазах.

Ли Сюнь снова начал массировать ей виски, не отрывая от неё взгляда.

Нин Чужо сначала смотрела на свою маленькую розочку, но веки становились всё тяжелее, и она уже не могла сопротивляться сну.

Когда Нин Чужо уснула, Ли Сюнь продолжал массировать ей виски, пока её дыхание не выровнялось. Только тогда он медленно остановился.

Он сидел на корточках и в тусклом лунном свете смотрел на ту, о которой так долго думал, чьё имя так долго произносил.

Такие моменты всегда пролетали слишком быстро. Ли Сюнь с сожалением отвел взгляд.

Он отнёс Нин Чужо в спальню, а затем, как и прошлой ночью, вернулся в цветочный горшок, превратившись в настоящую розу.

Едва он это сделал, как услышал скрип — дверь спальни открылась.

Нин Чужо с распущенными волосами, пошатываясь, прошла в гостиную. Она покрутилась на месте, а затем, виляя, пошла на кухню.

Вернувшись, она держала в одной руке корзину, а в другой — ножницы. Она поставила корзину на пол в гостиной.

Ли Сюнь увидел, как она с ножницами в руке вышла на балкон и встала перед рядом горшков с растениями.

В тишине ночи звук щёлкающих ножниц — «чик-чик» — был пугающим, словно погребальный звон.

Она обрезала одно растение, затем другое. На полу валялись срезанные ветки с цветами.

Затем она несколько раз сходила с балкона в гостиную, перенося ветки.

Она села на пол, взяла ветку пиона и начала обрывать лепестки, складывая их в корзину.

Ли Сюнь: «Кажется, мне больно».

Нин Чужо сидела на полу и складывала лепестки в корзину, пока та не наполнилась разноцветными цветами.

Она уже собиралась уходить с корзиной в руках, как вдруг её взгляд упал на горшок с розами на столе.

Она нахмурилась и, склонив голову набок, посмотрела на горшок, словно пытаясь понять, когда здесь появились розы.

Однако…

Она поставила корзину, взяла ножницы и направилась к розам.

Зрачки Ли Сюня резко сузились. Он мгновенно покинул розу и, забившись в угол, замер, не смея шелохнуться.

Нин Чужо срезала одну розу — «чик!» — и общипала все лепестки, бросив их в корзину.

Наконец, довольная, она пошла в ванную.

Ли Сюнь, прячась в углу, смотрел на голые стебли роз и дрожал.

Из ванной доносились какие-то звуки. Ли Сюнь посмотрел на общипанные цветы на полу, затем на изуродованные растения на балконе и, наконец, медленно перевёл взгляд на ванную.

Ли Сюнь закрыл глаза, его ресницы и веки дрожали. Он несколько раз глубоко вздохнул, сжал руки в кулаки и сделал шаг.

Проходя мимо ножниц, он замер. Ножницы взлетели и оказались на шкафу.

Слегка успокоившись, он подошёл к двери ванной.

Нин Чужо не заперла дверь, и Ли Сюнь сразу увидел, что происходит внутри.

Какие-то бутылочки и баночки валялись на полу, ванна была наполнена цветами.

Ванная комната была наполнена паром, словно окутана лёгким туманом.

Нин Чужо только наполовину сняла рубашку, обнажив нежную, гладкую, словно белый нефрит, кожу. Тонкая бретелька соскользнула с плеча. Она повернула голову и увидела того, кто стоял в дверях.

Ли Сюнь: !