Глава 5.2

Вернувшись домой, Шан Чжии приняла горячий душ, переоделась в удобную пижаму и, глубоко вздохнула, уткнувшись в подушку с таким знакомым запахом. Эта неделя была круче любого сериала.

Внезапно у нее зазвонил телефон. Она потянулась к нему, увидев на дисплее имя «Мама». В Нью-Йорке была уже глубокая ночь, поэтому после соединения она сразу спросила:

— Мама, уже так поздно, почему ты еще не спишь?

Сяо Мэйхуа не ответила, но вместо этого сама задала вопрос:

— Твой отец… Шан Тунсюй сказал, что если Сюй Нинвэй останется у Сюй Сянъи, ты туда не вернешься, это правда?

Шан Чжии подтвердила:

— Да.

Сяо Мэйхуа продолжила:

— Тогда я могу тебе прямо сейчас сказать: с той заботой, которую Хэ Иань испытывает к Сюй Нинвэй, она точно оставит ее рядом с собой. А Сюй Нинвэй и сама не хочет возвращаться. Она с самого начала презирала нашу семью — и ладно! Пусть презирает. Нам не нужно было беспокоиться о том, вернется она или нет. Никто ее и не умолял.

При мысли о Сюй Нинвэе настроение Сяо Мэйхуа испортилось. Она, казалось, возомнила из себя благородную леди. Стоило только услышать, что родная дочь заболела, Шан Тунсюй настоял на том, чтобы навестить ее, и даже купил Сяо Мэйхуа билет на самолет.

И чем это обернулось? Их встретили с холодным безразличием. Им просто дали понять: такие родители ей не нужны.

Сдержав злость, Сяо Мэйхуа с трудом выровняла дыхание:

— С Нинвэй все по-другому. Неудивительно, что она не хочет возвращаться в нашу бедную семью. Но твои биологические родители в конце концов примут тебя обратно, так почему бы тебе не поехать?

Шан Чжии спокойно, но твердо ответила:

— Если не будет «каждый в свою семью», то я не вернусь.

— Шан Чжии, о чем ты вообще думаешь?! — взорвалась Сяо Мэйхуа, называя ее полным именем.

Девушка промолчала.

Но Сяо Мэйхуа продолжила сыпать упреками:

— Эта семья такая богатая, с такими состоятельными родителями. Любой другой на твоем месте давно бы рыдая просился обратно! А ты? Даже не знаешь, как тебе повезло! Твое поведение заставляет Сюй Сянъи теперь думать, что это мы вмешиваемся, что мы тебя плохо воспитали и пытаемся использовать в качестве рычага давления. А я не хочу портить с ним отношения! Если он скажет тебе вернуться — значит, возвращайся!

Шан Чжии спокойно объяснила:

— Когда они придут, чтобы забрать меня обратно, я сама объясню им, что это мое собственное решение.

Такое упрямство вывело Сяо Мэйхуа из себя. Вспыхнув, она накрыла дочь новой волной ругани:

— В чем проблема — вернуться в свой собственный дом?! Что за наигранная гордость? Ты уже взрослая, а ведешь себя по-детски! Хоть бы раз подумала о нас!

— Мама, я... — начала Шан Чжии, но прежде, чем она смогла закончить, Сяо Мэйхуа прервала ее.

— Не называй меня мамой! Я тебе не мать!

После этих слов обе замерли в тишине.

Шан Чжии открыла рот, но слова застряли в горле плотным комком.

Сяо Мэйхуа тоже осознала, что сказала лишнее. Раньше, когда дочь злила ее, часто в пылу гнева она могла наговорить всякого — даже хуже, чем сейчас. Но тогда это были просто слова, ведь Чжии была ее родной дочерью.

Но теперь все было по-другому.

Женщина знала, насколько обидными были ее слова. Но не смогла заставить себя взять их назад — ни извиниться, ни объясниться не позволяла гордость.

Шан Чжии тихо сказала в трубку:

— Уже поздно, тебе лучше отдохнуть.

Девушка повесила трубку, сунула телефон под подушку и уткнулась в нее щекой. Она уставилась в окно, погруженная в свои мысли.

Не прошло и десяти минут, как телефон снова зазвонил.

Шан Тунсюй, услышав крики жены из ванной, переоделся и вышел в коридор, чтобы позвонить Чжии. Ответа пришлось ждать почти до окончания вызова.

— Привет, папа. Почему ты не спишь?

— Хотел извиниться за твою маму. Она еще не привыкла к разнице во времени, да и с Нинвэй нервы на пределе... Она просто вспылила, не обращай внимания.

— Все в порядке.

В этот момент Шан Тунсюй до смерти хотел выкурить сигарету, но он был на этаже для некурящих.

— Чжии, этот дом всегда будет твоим. Оставайся здесь столько, сколько тебе захочется, хорошо?

— Спасибо, папа.

Шан Чжии уговорила его лечь спать, и они повесили трубки.

Затем она набрала сообщение Ци Чжэнчэню:

[Второй брат, я задолжала тебе обед, угощу в следующий раз. Завтра улетаю на стажировку.]

На следующий утро она встала рано и поехала к бабушке и дедушке. В тот вечер, когда бабушка узнала, что она не родная внучка, у нее поднялось давление. Только спустя несколько дней ей стало лучше.

Они позавтракали вместе, а в час дня ей нужно было ехать в аэропорт.

Дедушка проводил ее до ближайшей станции метро и помог донести один из чемоданов.

— Зачем ты взяла с собой столько вещей в этот раз?

Два самых больших чемодана — так много она брала только в первый год, когда уезжала учиться за границу. Шан Чжии улыбнулась:

— Взяла некоторые вещи для одноклассницы. Она не смогла съездить домой.

Дедушка все понял, но не стал ничего больше спрашивать.

На станции метро он дал ей свое обычное напутствие: хорошо кушать, не переутомляться, не жалеть денег и почаще звонить домой, когда будет свободная минутка.

Перед прощанием он сказал с грустью:

— Мы с твоей бабушкой стареем и не сможет вечно быть с тобой. Когда нас не станет, куда ты поедешь на каникулы? Тебе нужен дом, куда можно вернуться. Постарайся наладить отношения с твоей родной матерью, хорошо?

Шан Чжии энергично кивнула и крепко обняла его.

По дороге в аэропорт она несколько раз уходила в себя. Опомнилась только тогда, когда поняла, что все лицо было залито слезами.

Как только она прибыла в аэропорт, ей позвонить Ци Чжэнчэнь:

— Когда приедешь, не проходи контроль, подожди меня где-нибудь.

Накануне он был в командировке за городом, и только что сошел с самолета.

Девушка осталась ждать, достав из сумки зеркальце. Ее глаза все еще были немного опухшими.

— Чжии, — раздался голос позади.

Она убрала зеркало и обернулась. Ци Чжэнчэнь выглядел утомленным, глубокая усталость залегла у него между бровей.

— Ты проделал весь этот путь только для того, чтобы проводить меня?

— Да, я волновался.

— Со мной все в порядке, видишь? Жива и здорова.

Он взглянул на нее, но не стал уличать в блефе. Он подошел, взял оба чемодана и двинулся вперед, она пошла рядом. По пути она спросила, как ему работается в семейной компании.

— Не очень. Моя мама слишком все контролирует.

Он взглянул на чемоданы в своих руках, затем искоса взглянул на девушку рядом:

— Ты больше не вернешься?

Она соврала дедушке: вещи в чемоданах были не для одноклассницы, а ее собственные, собранные за всю жизнь.

Глядя на просторный зал аэропорта, Шан Чжии долго молчала, прежде чем ответить:

— Вернусь. К бабушке, дедушке… и к тебе.

После того, как они сдали ее багаж, у них еще оставалось время, поэтому они решили найти место посидеть. Девушка протянула Ци Чжэнчэню свой рюкзак.

Он подумал, что она отошла в туалет, не стал спрашивать.

Но уже через несколько минут Шан Чжии вернулась с двумя стаканами кофе. Она протянула ему одну, что было необычно, поскольку он всегда сам покупал кофе, пока она отдыхала. Смена ролей показалась странной.

Он пристально посмотрел на нее:

— Что с тобой сегодня? Ведешь себя так, будто прощаешься навсегда

— Ничего. Просто теперь хочу быть особенно доброй ко всем, кто хорошо ко мне относится. — Шан Чжии села рядом с ним и, положив рюкзак на колени, продолжила: — Люди вроде меня, о которых говорят, что у них слабые семейные узы, предположительно проживают свою последнюю жизнь. В следующей я уже не перерожусь. Так что, пока есть шанс, должна быть добрее к тебе.

Ци Чжэнчэнь открыл крышку своего стакана и сделал несколько глотков:

— Не думай слишком много об этом. С таким чудесным родственником, как я, будет трудно не переродиться.

Девушка рассмеялась.

Выпив с ней кофе, Ци Чжэнчэнь купил ей перекус, подождал, пока она поест. Лишь после того, как она прошла контроль, он ушел.

Когда девушка была уже на борту самолета, она получила от него пять сообщений подряд:

[Во внутреннем кармане твоего рюкзака на молнии есть карточка. Пин-код — код для экрана блокировки моего телефона.]

[Это тебе. Если хочешь переродиться — лучше прими без споров.]

[Знаю, у тебя есть кое-какие сбережения, и сейчас у тебя все в порядке. Но пусть будет с собой на всякий случай. Хорошо кушай и позаботься о себе. И перестань умножать цену на курс каждый раз, когда смотришь на ценник.]

[Как только закончу текущий проект, то сразу же прилечу навестить тебя.]

[О, и еще — избавься от этой привычки. Перестань ходить по центру улицы! Ты не у себя дома, ходи по краю!]

Шан Чжии смеялась сквозь слезы, читая эти сообщения. У нее была странная привычка идти посреди дороги. Еще с детства он напоминал ей каждый раз: «Чжии, иди по краю.»

Девушка открыла свой рюкзак, достала карточку и положила ее в кошелек. Она сделала снимок и отправила его Ци Чжэнчэню:

[Карта, с которой начинается мое перерождение уже у меня.]

После этого она переключила телефон в режим полета и надела маску для сна.

Через двадцать часов самолет наконец приземлился.

Ее соседка по комнате, Юй Цзыцзя, встретила ее в аэропорту, и первыми ее словами были:

— Ого! Ты что переезжаешь?!

Неудивительно, что она была удивлена. Обычно Шан Чжии возвращалась с одним маленьким чемоданчиком. Родители часто ездили в Нью-Йорк, привозили все нужное, поэтому ей никогда не приходилось собирать так много вещей.

—  Что за сокровища ты туда сложила? — попытавшись поднять один из чемоданов, Юй обнаружила, насколько он был тяжелым.

— Все, что я нажила за двадцать лет, — ответила Шан Чжии.

Юй Цзыцзя в шутку спросила:

— Тебя что, мама выгнала?

— Я сама ушла.

— Вот это правильно! А то я, как домой приеду, мама от меня через день устает.

О том, что Шан Чжии была подменена в роддоме, девушка не знала, поэтому беззаботно рассмеялась и обняла подругу. При росте метр семьдесят пять Юй Цзыцзя была выше.

— Пошли, приготовишь ужин. Еще немного, и я умру с голода.

Сама она готовить не умела и предпочитала китайскую кухню, и поэтому за границей она питалась исключительно блюдами, которые готовила для нее Шан Чжии.

Дома Шан Чжии на скорую руку сделала тушеную лапшу и томатный суп с говядиной. Юй Цзыцзя съела так много, что еле встала из-за стола.

После ужина и душа у Шан Чжии не было сил разбирать чемоданы. Она сразу же забралась в постель, чтобы восстановиться после смены часовых поясов.

На следующий день она проснулась около шести утра.

Сегодня нужно было явиться в компанию «Yuanwei Capital». Девушка примерила несколько нарядов, нанесла легкий макияж и приготовила завтрак. Юй Цзыцзя еще спала, поэтому она оставила ее порцию на столе и вышла навстречу утреннему свету.

От метро до здания компании было около восьми минут ходьбы. Она уже бывала здесь раньше и легко нашла дорогу. 

Час пик еще не наступил, так что народу у лифта было немного. Больше всего внимания привлекал мужчина в бордовой рубашке, заправленной в черные брюки от костюма. У него были широкие плечи и длинные ноги, и он о чем-то беседовал с высоким голубоглазым мужчиной рядом с ним.

Его американский акцент был безупречен, а голос приятен.

Юй Цзыцзя называла бордовый цвет самым благородным и одновременно самым вызывающим. Но на этом мужчине он смотрелся особенно элегантно.

Когда двери лифта открылись, все спокойно вошли внутрь.

Шан Чжии по привычке глянула на кнопки. Двадцатый этаж уже был нажат, значит, здесь находился еще один сотрудник Yuanwei.

Двери закрылись, и девушка отошла к стенке. Мужчина в бордовой рубашке стоял чуть впереди слева, всего на расстоянии вытянутой руки. Она отчетливо ощущала исходящий от него слабый, чистый аромат кедра — тонкий, стойкий и освежающий.

Лифт периодически останавливался на разных этажа, и из него выходили люди.

На шестнадцатом ушел голубоглазый мужчина, и в кабине остались только Шан Чжии и мужчина в бордовой рубашке. Они оба направлялись на двадцатый — единственной компанией на нем была Yuanwei Capital.