Глава 8

Глава 8

У каждого свои мерила, подумала Дора. Раз уж она попала в сон во сне, Цзя Му и дикое племя стали частью её жизни. С другой стороны, это она сама внезапно вторглась сюда.

Итак, с этого дня она решила принять это место.

Дикое племя — она больше не будет называть их дикарями, но и ассимилироваться не собиралась. Дора могла оставаться только Дорой.

В детстве, будучи такой же маленькой, как сейчас во сне, Дора с ватагой друзей носилась по горам. Палящее солнце её ничуть не волновало, она даже гордилась своим обгоревшим лицом — это был дар солнца!

Её совершенно не заботило, что в деревне её звали дикаркой, она даже считала это похвалой — попробуй сам побыть таким диким!

Тогда она больше всего любила солнечные дни: ни дождя, ни ветра — идеальное время, чтобы лазить по горам и деревьям, играть.

Она была полна энтузиазма и клялась себе, что больше всего на свете любит солнце!

В средней школе всё изменилось.

Она переехала в город. Здесь, кроме высотных зданий, были только шумные улицы. Она оказалась заперта в четырёх стенах. Классным руководителем была пожилая женщина предпенсионного возраста, которая изо дня в день мрачным взглядом подавляла только-только начавших соображать детей, давая понять, что здесь главная — она!

Дора боялась этой старухи и ненавидела её — самодовольную, косную и ограниченную, единственным достоинством которой были развитые икроножные мышцы.

К счастью, зимой обморожение на щеках учительницы немного усмиряло ненависть Доры.

Потому что эта женщина лишила её свободы, — с негодованием думала она.

Но одновременно она приобрела две вещи: бледность и веснушки!

Одни одноклассники хвалили её белую кожу, другие смеялись, что у неё на лице мышиный помёт!

Сначала она не обращала внимания, посмеиваясь над их невежеством.

Но когда слышишь что-то слишком часто, это неизбежно западает в душу.

На самом деле, веснушки появились у неё ещё тогда, когда она полюбила солнце, просто на смуглой коже они были не так заметны.

На уроке английского учительница вдруг заговорила о супермодели Люй Янь, об индивидуальном взгляде иностранцев на красоту, похвалила плоские черты лица Люй Янь и её веснушки. В этот момент один мальчишка, словно издеваясь, вскочил и, указывая на лицо Доры, расхохотался:

— У нас в классе тоже есть своя Люй Янь!

Весь класс разразился хохотом.

Дора, покраснев, резко встала, подошла к этому мальчику и некоторое время пристально смотрела на него. Мальчишка самодовольно ухмылялся, всем своим видом говоря: «И что ты мне сделаешь?»

Она слегка улыбнулась, но, поворачиваясь, внезапно ударила его кулаком по носу. Хлынула кровь. Глядя на ошеломлённого, а затем разрыдавшегося мальчика, она громко сказала:

— Чего ржёшь, как конь? Попробуй отрастить себе хоть пару веснушек! Ещё раз скажешь — ещё раз получишь!

Её наказали, заставив стоять у школьных ворот. Она весело встречала взгляды учителей и одноклассников.

Никто не смеет её обижать!

Она никогда не возненавидит солнце из-за веснушек, — молча и твёрдо сказала она себе.

Но в глубине души подумала: «Слава богу, Цзя Му здесь нет, он не видел меня в таком жалком виде!»

Она плеснула водой в лицо. Чёрные точки на носу никак не смывались.

Увы, восьмилетнему ребёнку с восьмилетним сердцем было бы всё равно, но телу восьми лет с разумом двадцатилетней девушки нельзя было не обращать на это внимания.

К счастью, Цзя Му был очень занят.

Так занят, что его почти не было видно.

А если они и виделись, он обращался с ней как взрослый с ребёнком — с нежностью, но без намёка на романтику.

Цзя Му назначил ей учителя.

Старика по имени Цацаса (так произносилось его имя). Говорили, ему тридцать один год, но Доре казалось, что ему все семьдесят или восемьдесят — вид у него был такой, будто он вот-вот умрёт.

Цацаса учил Дору произношению. Их язык во многом передавал смысл через звуки: долгота, высота, интонационные переходы выражали разные значения. Но крики в основном использовались на охоте или при преследовании врагов.

А в быту у них был свой разговорный язык.

Чтобы освоиться здесь, Дора особенно просила Цацасу учить её разговорной речи. Каждое слово она записывала (у неё была привычка всегда носить с собой блокнот и ручку, даже во сне).

Зрение у Цацасы было не очень, ночью он совсем не видел, да и днём различал всё смутно. Зато слух и обоняние у него были превосходные — он улавливал малейший шорох или запах.

Проведя с ним день, Дора была очень довольна: выучила несколько простых фраз, а Цацаса подарил ей рогатку — очень прочную, из которой можно было подстрелить мелких животных, вроде кроликов или фазанов.

Иногда, когда у Цзя Му было время, он брал Дору за руку и гулял с ней, показывая, где женщины возделывают землю, где в лесу самые опасные места, где он расставил ловушки и засады.

Однажды Дора с удивлением обнаружила, что они выращивают рис.

Цзя Му кивнул — это он его привёз.

Чтобы изменить условия выживания в каком-то месте, нужно сначала изменить их пищу. Земледелие — это поворотный пункт от пассивности к активности.

Днём жизнь Доры была насыщенной, но ночи становились мучением.

Глядя на лицо Цзя Му, она с трудом могла закрыть глаза, а если и закрывала, то долго не могла заснуть.

Поэтому, дождавшись, когда он уснёт, она беззастенчиво разглядывала его.

Когда человек смотрит на себя в зеркало, он всё больше и больше влюбляется в своё отражение. Так же и Дора: чем больше она смотрела на Цзя Му, тем больше он ей нравился, она не могла насмотреться.

Она думала о том, что это его сон, а она — в его сне, и самодовольно радовалась: «Я есть в его сердце!!!»

Внезапно он открыл глаза.

Дора испугалась и поспешно закрыла свои. Потом снова открыла и увидела, что Цзя Му смотрит на неё с нежностью.

— Старший братец, когда мы сможем вернуться?

— Куда вернуться?

— Туда, откуда мы пришли.

В глазах Цзя Му зажглись звёздочки, они стали особенно яркими. Уголки его губ тронула лёгкая улыбка.

— Тебе здесь не нравится?

— Не то чтобы… Но то место, где я была раньше, мне нравится больше.

— Она моргнула, вспомнив, как героини в фильмах таким образом сражают наповал героев, хоть у неё и были маленькие глаза для «электрического разряда».

Цзя Му лишь приподнял бровь и многозначительно сказал:

— Когда мы проснёмся ото сна, тогда и вернёмся!