Глава 12

После ухода Чжан Лэ Ла Цзэн Тяньци позвонил своему хорошему другу Линь Цзыюю.

— Цзыюй, я был неправ, что не объяснил тебе всё раньше. Теперь я скажу, а ты слушай внимательно.

— Цзя Цзя — девушка, которую я искренне люблю. Если будет возможность, она станет той, на ком я женюсь.

— Поэтому, какие бы плохие мысли или предвзятые мнения у тебя ни были на её счёт, ты должен их забыть. Сейчас она — просто человек, которого я люблю.

С той стороны не было ответа, но слышалось дыхание. Цзэн Тяньци нахмурился и включил громкую связь. Донеслось тяжёлое, прерывистое дыхание, голос Линь Цзыюя был почти неразличим: — Тянь… Тяньци, приди… спаси меня…

Услышав это, Цзэн Тяньци мгновенно изменился в лице. Он схватил ключи от машины с журнального столика и выбежал на улицу, на полной скорости доехав до многоквартирного дома Линь Цзыюя.

Они с Линь Цзыюем знали друг друга с самого детства, оба выросли в одном приюте.

Позже Линь Цзыюя усыновил богатый человек, а Цзэн Тяньци остался в приюте, борясь за выживание.

Повзрослев, он брался за любую грязную и тяжёлую работу, пока его не заметило агентство по поиску талантов. Он подписал контракт с актёрской компанией и, по удивительному совпадению, снова встретил Линь Цзыюя.

Семья Линь Цзыюя была богата и имела связи, поэтому в начале карьеры он немало помогал Цзэн Тяньци.

Богатство и знакомство с соблазнами внешнего мира привили ему немало «замашек богатого наследника».

Но тогда это казалось безобидным.

Какое-то время Цзэн Тяньци тоже поддавался этому влиянию, завёл несколько подружек, но позже понял, что может увязнуть слишком глубоко, и вовремя остановился.

А потом он встретил Чжан Лэ Ла.

Боясь, что с другом случилось что-то ужасное, Цзэн Тяньци в два прыжка добрался до двери. Не стуча, он вышиб дверь плечом и сразу увидел Линь Цзыюя, лежащего на диване в состоянии, близком к эйфории и агонии.

— Цзыюй!

Цзэн Тяньци подошёл ближе и отчётливо увидел белый порошок у него на губах.

Он с недоверием смотрел на своего друга, который не переставал дрожать, и ему хотелось ударить его, чтобы привести в чувство.

А ещё ему хотелось ударить себя.

Он давно предупреждал Линь Цзыюя не заигрываться, но тот не слушал, и Цзэн Тяньци перестал вмешиваться.

И вот к чему это привело.

Какой же он друг, если может только говорить красивые слова?

Он схватил стакан воды и вылил всё содержимое на голову Линь Цзыюя.

Облитый холодной водой, Линь Цзыюй постепенно приходил в себя. Его мутный взгляд, полный наслаждения, медленно сменился ужасом.

Состояние Линь Цзыюя было странным. Цзэн Тяньци спросил с недоумением: — Цзыюй? Что с тобой?

Услышав и разглядев Цзэн Тяньци, Линь Цзыюй внезапно скатился с дивана и, почти умоляя, закричал:

— Тяньци, скорее уведи меня отсюда! Скорее уведи! Здесь призраки, призраки!

— Цзыюй, успокойся!

— Нет, нет, Тяньци, поверь мне, здесь правда призраки! Уведи меня, уведи!

Линь Цзыюй испуганно озирался по сторонам и в конце концов почти зарычал на Цзэн Тяньци, требуя увести его.

Цзэн Тяньци кое-что знал о наркотиках: люди, их употребляющие, часто страдают галлюцинациями.

Он раздражённо взъерошил волосы, схватил беснующегося Линь Цзыюя и потащил в машину. Только в машине тот немного успокоился, поджал ноги на заднем сиденье и настороженно смотрел по сторонам.

Цзэн Тяньци смотрел на друга, некогда блиставшего, а теперь превратившегося в это жалкое подобие, и ему стало невыносимо больно. В конце концов, он просто отвернулся, чтобы не видеть.

Не видеть — значит не страдать.

Несколько дней Линь Цзыюй провёл дома у Цзэн Тяньци. После того случая он вёл себя как нормальный человек, но стоило Цзэн Тяньци спросить о том дне, как он тут же приходил в ярость, начинал швырять вещи по комнате, словно капризный ребёнок.

Однако Цзэн Тяньци прекрасно понимал, что то, что он делал, было гораздо серьёзнее детских капризов.

Это было употребление запрещённых веществ.

Так стоит ли сообщать в полицию?

При этой мысли Цзэн Тяньци невольно вздохнул.

Он не знал.

Взяв на кухне две булочки люшабао, он собирался отнести их Линь Цзыюю, который лежал на диване, притворяясь мёртвым. Опустив глаза, он сказал: — Бросай это.

Через несколько секунд Цзэн Тяньци услышал усмешку, а затем слова: — Легко сказать. Три слова слетели с языка, и всё.

— Попробуй. Иначе твоя жизнь пойдёт прахом, — убеждал он.

Линь Цзыюй убрал книгу с лица, посмотрел на него долгим, пустым взглядом и сказал: — Ты думаешь, я не хочу бросить? Но эта штука — вовсе не наркотик. От неё невозможно избавиться.

— Тяньци, если однажды я сойду с ума, убей меня.

— Понимаешь?

Цзэн Тяньци недовольно нахмурился: — Что за чушь ты несёшь? — Сказав это, он стряхнул руку друга со своего плеча.

— Ш-ш-ш… — Линь Цзыюй, казалось, почувствовал боль. Рука, которую оттолкнул Цзэн Тяньци, дрожала под рукавом рубашки, на лбу выступил пот. Стиснув зубы, он продолжил: — Ты слышал или нет?!

Цзэн Тяньци не понял: — Что у тебя с рукой?

— Ничего.

Он не поверил, схватил его за руку, закатал рукав. Рука была вся в синяках, багровых пятнах, виднелись даже следы крови: — Что это такое?

— Чёрт, да что с тобой такое, — Линь Цзыюй выглядел совершенно измученным. — Умоляю тебя, не спрашивай. Если будешь знать слишком много, тебе же хуже будет. Будешь меня доставать — я немедленно уйду.

— Не спрашивай больше.

Сказав это, он развернулся и ушёл в комнату, оставив Цзэн Тяньци одного, растерянного и потрясённого.

Чем больше он думал, тем меньше понимал.

Цзыюй, Цзыюй…

Если он не ошибся, все эти раны на руке — следы от его собственных пальцев, свежие и старые.

Он делал это, чтобы не потерять рассудок и не принять… Но он же сказал, что это вовсе не наркотик.

Если не наркотик, то что?