Я так и не поступила в Университет А, где учится Юши.
Я была очень расстроена. Чувствовала, что снова упустила его.
Эта невыносимая боль была похожа на ту, что я испытала, когда он переехал из Осаки. Как я ни упрашивала, мне не удалось его удержать.
А теперь, глядя на Кенъю, который с беззаботной улыбкой предлагал помочь мне с багажом, ярость во мне разгорелась еще сильнее. Я пнула его по ноге. Он ловко увернулся, не только избежав моего гнева, но и похлопав меня по голове, приговаривая: — Университет Б тоже неплох. — Увидев мое мрачное лицо, он неосторожно добавил: — По крайней мере, мы будем учиться в одном университете.
Мне оставалось только смириться.
Кенъя шел впереди с моим багажом, я — следом. Вдруг он обернулся и серьезно сказал: — Юши обручился, ты знаешь?
Юши + обручился ≠ я невеста.
И вот так, на глазах у всех, на церемонии открытия учебного года в Университете Б, я разрыдалась, словно на похоронах.
Кенъя устало потер висок: — Можешь поплакать у меня на плече.
Я вытерла слезы и всхлипнула: — Лучше одолжи денег.
В ближайшей кондитерской я спокойно обратилась к официанту: — Пожалуйста, все пирожные, которые я вижу, по одной порции каждого. — Официант недоверчиво уставился на меня, а я, украдкой взглянув на еще достаточно пухлый кошелек Кенъи, невозмутимо добавила: — И каждую порцию — самую большую. Спасибо.
— Ты не должна была этого делать, — сказал Кенъя, глядя на стол, заваленный сладостями, и нервно подергивая уголком рта.
Я, уплетая пирожные, пробормотала с набитым кремом ртом: — Разбитое девичье сердце нужно лечить едой.
— Да ладно тебе, какая ты еще девушка, — фыркнул он. — Сердце настоящей женщины закалено в боях…
Я немедленно метнула в него вилку. Он, прищурившись, поймал ее, затем взял кусочек торта и отправил его в рот. Облизнув губы, он нахмурился и сделал большой глоток воды: — Слишком сладко.
— Вовсе нет, — с трудом проглотив кусок пирожного, я чуть не подавилась, и слезы снова навернулись на глаза. Возможно, из-за моего настроения вкусовые рецепторы перестали работать. Съев чизкейк, который Кенъя назвал ужасно сладким, я потянулась за ванильным пудингом: — У него вообще нет вкуса.
— Поэтому тебе не стоило этого делать, — вздохнул Кенъя. Он протянул руку и вытер крошки с моего лица, терпеливо говоря: — Ты же не любишь сладкое, зачем себя мучить?
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Внезапно я заметила, что он смотрит на меня, как на свою любимую ящерицу — с нежностью. Его неожиданная мягкость заставила меня вздрогнуть. Я неловко икнула и почувствовала, что живот распирает от переедания.
Я молча отложила вилку и, не отрывая взгляда, сказала: — Да, я не люблю сладкое. Но я очень люблю его.
Я видела, как погас блеск в его глазах.
Да, я люблю Юши, с первого взгляда и до сих пор. В этом нет ничего постыдного, особенно перед Кенъей.
Ведь мы с ним, Шота и Юши росли вместе с детства.
Из трех парней я выбрала именно Юши. Он действительно был замечательным, настолько, что все им восхищались, а девушки не могли не влюбляться. С детства он был смелым и добрым мальчиком, красивым, умным, отличным теннисистом. Он идеально подходил под определение «принца на белом коне», поэтому в детстве, наряжаясь в платья принцессы, я постоянно твердила, что выйду за него замуж.
Он не соглашался и не отказывал, только щипал меня за щеку и говорил с улыбкой: — Тогда Юи нужно скорее вырасти.
Сейчас я понимаю, какой он хитрый — одной фразой он заставил меня потратить на него полжизни.
Я младше его и Кенъи на два года. Несколько лет назад я узнала, что Юши поступил в один из лучших университетов Японии — Университет А. Чтобы быть с ним на одном уровне, я тоже старалась учиться, неукоснительно следуя по его стопам. Но я не только не стала его студенткой, но и неожиданно узнала, что в объятиях моего прекрасного принца на белом коне уже находится другая принцесса.
Без преувеличения, эта новость стала для меня бомбой, которая разорвала все струны моей души, разрушив все мои убеждения.
Погруженная в воспоминания, я не заметила, как повисла тишина.
Напротив раздался скрежет отодвигаемого стула, и я услышала шаги Кенъи: — Пойдем, уже поздно. Я провожу тебя до общежития.
Мы шли молча. На самом деле, я хотела, чтобы Кенъя, как обычно, поддразнивал меня, чтобы я могла хоть ненадолго забыть о своих переживаниях и ответить ему тем же. Но сегодня он был на удивление добрым и тактичным, что мне стало не по себе.
— Кхм… — я кашлянула, чтобы скрыть неловкость, и махнула ему рукой. — Я пришла. Иди домой.
— Хорошо. Поднимайся, — он привычно потянулся рукой к моей голове. Я знала, что он хочет взъерошить мне волосы. Но почему-то он остановился, передумал и похлопал меня по плечу: — Спокойной ночи.
Вернувшись в общежитие, я начала разбирать вещи. Занятия отвлекли меня от грустных мыслей. Вспотев, я уже собиралась раздеться и пойти в душ, как вдруг из кармана что-то выпало. Я обнаружила, что у меня остался кошелек Кенъи. Из озорства я решила внимательно его осмотреть, надеясь найти фотографию какой-нибудь красотки или любовную записку.
Но в потайном кармашке я нашла вторую вещь, которая поразила меня, как гром среди ясного неба, — рисунок, сделанный серебристо-серым карандашом, с тонкими, изящными линиями.
Он был прекрасен, настолько, что я с трудом узнала себя.
Про себя я отметила, какой он меня нарисовал богиней, а затем достала телефон и набрала его номер. Когда он ответил, я вдруг не знала, что сказать.
— Что случилось?
— Ты свой кошелек заберешь?
— А. Я еще внизу, можешь спуститься.
Я держала телефон, не понимая, что происходит. Недоверчиво отдернув занавеску, я увидела, что Кенъя действительно не ушел, а стоял у фонаря, запрокинув голову и улыбаясь мне.
Я смущенно отвела взгляд и снова посмотрела на кошелек: — Ты еще не ушел…
— Нет, — его голос в трубке был немного хриплым, но неожиданно приятным. — Посмотри, сколько у меня осталось денег, завтра нужно платить за учебники.
Я сбежала вниз с кошельком в руке и направилась к фонарю: — Хватит с лихвой.
— Кроме денег, ты ничего не видела? — спросил он с какой-то странной, почти заговорщической интонацией.
— Нет, — отрезала я, подходя к нему. — Кроме денег, там ничего нет.
— Я имею в виду…
— Не говори, — я отключила звонок, и он молча опустил телефон.
Я бросила ему кошелек, чувствуя, как внутри все сжимается: — Я устала.
Я не хотела слушать дальше. Или, скорее, боялась.
Не знаю, показалось мне или нет, но в удаляющейся фигуре Кенъи я уловила разочарование.
(Нет комментариев)
|
|
|
|