Глава 14

Принципы – это одно. Голод – это другое.

Два дня без еды, а до этого ничего, кроме овощей с огорода, костного бульона и остатков ячменя, муки и ржи, которые они смогли наскрести со стенок бочек в кладовой. Сери никогда не испытывала такого чувства голода, как в те последние несколько дней отсутствия Бранда. Она постилась и раньше, но это было не то же самое. Здесь в конце дня ее не ждало угощение, только бесконечные часы неопределенности. Вернется ли Бранд? Принесет ли он им еду, чтобы они могли вдоволь поесть? Или он будет морить их голодом, пока Сери не извинится и не сделает так, как он приказал?

– Что если он никогда не вернется? – сказала Ида. – Вдруг его убили.

Они сидели в саду, с мрачным нетерпением разглядывая огород. Они съели последний зеленый лук и ждали, когда  вырастет что-нибудь еще. Воробей перемахнул через стену. Сери с завистью уставилась на него. Птице было так легко улететь.

– Если он мертв, мы застрянем здесь навсегда? – спросила Лотта. Она лежала на спине, грызя веточку розмарина.

– Он не умер, – сказала Берта, крепко скрестив руки на груди. – Он наблюдает за нами через зеркала, ожидая, что Сери извинится, скажет ему, как она была неправа. При этом, мы все наказаны из-за тебя.

Она сверкнула глазами.

– Это он виноват, – начала Сери. – Хороший человек никогда бы...

– Хороший человек? – вскрикнула Берта и быстро прикрыла рот рукой. – Он хороший человек, – сказала она, опустив голову. – Превосходный человек. Но ты испытываешь его. Он вынужден действовать вопреки его желаниям, потому что ты упряма и груба, словно избалованный ребенок.

Сери покачала головой. Бранда здесь даже не было, а Берта защищала его, оправдывала его действия, хвалила его. Он полностью покорил ее разум, а ведь прошло всего несколько месяцев. Он проделывал это с каждой девушкой, которую похищал? Придавал им форму, как скульптор глине, не грубыми, неистовыми ударами, а мягкой рукой и постоянным, неустанным давлением?

– Он похитил нас, – напомнила ей Сери. – Он виноват. Что я ему сделала? Он зол, потому что я ему не подчиняюсь. Он мне не отец, не муж и не министр – я не обязана ему подчиняться.

– Мы знаем, что ты не станешь с ним спать, Сери, – устало сказала Ида. – Никто тебя об этом не просит, – она сидела в тени и вышивала, но ее рука двигалась медленно. - Но ты могла бы присоединиться к нам за ужином. Сделай ему одну маленькую уступку...

– Я не собираюсь поступаться ради него своими принципами, – сказала Сери.

– Значит, мы все тут голодаем из-за твоих принципов? – спросила Ида.

– Если я уступлю ему в чем-то одном, за этим последует другое, и еще, и еще, пока я не стану... – она хотела сказать, как Берта, но промолчала, – ...пока я – пока мы все – не станем милыми маленькими домашними животными, которые будут сидеть у него на коленях, танцевать для его развлечения и выпрашивать объедки с его стола.

– Я не против стать домашним животным прямо сейчас, если нас за это покормят, – пробормотала Лотта.

– Мы не животные! –  закричала Сери. – У нас есть души. Мы должны делать правильный выбор, жить так, чтобы было хорошо. Он вор. Он хочет разграбить наши дома и наши тела. Мало того, он намерен сделать нас своими сообщниками. Развратить нас, тело и душу. Я не стану такой, как он! Я не буду восхвалять этого злого человека и говорить, что он прав. Я не запятнаю свою честь...

– Хорошо, – Ида отложила шитье. – Так не говори ничего. Придержи язык и веди себя тихо. Посиди с ним за ужином не потому, что ты одобряешь то, что он делает, а потому, что ты хочешь, чтобы мы поели. Мы все голодны, и мы все устали. Иди сражайся с ним, если должна, но не втягивай в это нас.

– Он втянул вас, не меня.

– Но мы все равно не имеем права голоса, – закричала Ида, напугав ее. – Он говорит: "Ты должна", а ты говоришь: "Я не буду", и вы противопоставляете свои желания друг другу, но ни одному из вас нет дела до того, чего мы хотим или как мы страдаем из-за этого.

Это заставило Сери задуматься.

Она не считала себя эгоисткой. Она пыталась поступать правильно. Но правильно ли было жертвовать этими девочками, а также собой?

– Берта, – сказала Сери. – Ты страдаешь из-за моего упрямства?

Берта посмотрела на стену:

– У меня был прекрасный дом с садом роз и новое платье на день свадьбы, которое я ни разу не примеряла. У меня пять сестер. Я никогда и дня не проводила вдали от них. У меня есть отец и мать, которые любят меня. Я хочу домой! Я знала, как вернуться домой, пока ты все не испортила! Теперь я превращаюсь в дракона из-за тебя! Потому что ты не закроешь рот и не попросишь прощения!

– Ида? – прошептала Сери.

– Ты знаешь, что я думаю.

– Лотта?

Лотта перевернулась на живот:

– Я голодна, – сказала она. – Ты говоришь, что неправильно воровать, лгать и отдавать свое тело мужчине, который тебе не муж, и я согласна. Но нет ничего плохого в том, чтобы сидеть с ним за ужином. Или улыбаться. Или танцевать. Или молчать. У нас есть души, но мы не так уж сильно отличаемся от животных. Я бы предпочла быть домашним животным, чем отправиться на бойню.

Отчаяние захлестнуло ее. В этот момент Сери поняла, что он победил, потому что поставил ее в ситуацию, когда  правильного выбора не было , а было только два неправильных. Она могла придерживаться своих принципов и вести себя как тиран по отношению к своим друзьям. Или она могла уступить ему. И, возможно, уступка не была ужасной вещью – пока нет, – но уступив однажды, было намного легче уступить снова. Если бы только она могла заставить их понять.

– Чем дольше мы молчим в его присутствии, тем больше мы теряем свою волю и становимся его жертвой.

– Сери, у тебя сильная воля, – устало сказала Ида. – Ты, в отличие от всех остальных. можешь просидеть один час с Брандом и не поддаться его манипуляциям..

Но было то, чего они не понимали. Это длилось не один час, а каждый час, каждый день. Башня, комнаты, сады – все было запятнано его присутствием. Ее мечты – тоже.

Она была не такой сильной, как они думали. Если она согнулась один раз, она могла согнуться снова.

И все же, ради них, ей пришлось уступить. Потому что было неправильно заставлять их  страдать из-за этого. Сери ненавидела то, что ей пришлось принять это решение, но у нее не было другого выбора. Потому что она действовала не ради себя. Нужно было думать о других – беспокоиться не только о своей душе, но и об их тоже.

И не только о душах. Ее желудок скрутило от боли. Какой бы упрямой она ни была, она не хотела умирать. Она не хотела быть мученицей, если могла избежать этого. Она должна была прожить достаточно долго, чтобы увидеть его поражение.

Поэтому она пойдет ему на уступку. Одну, простую уступку.

В глубине души она знала, что эта уступка не будет последней.