Глава 7 (Часть 1)

Как ни странно, Гуань Цюлань постоянно твердила Су Чжи, что Шэнь Чусюэ ему не пара, но, услышав его слова, первым делом спросила:

— Сиси не хочет замуж?

Су Чжи опешил.

Несмотря на все свои капризы и скандалы, в глубине души Гуань Цюлань понимала, что ее сын испытывает симпатию к этой девушке. Возможно, именно поэтому она так враждебно относилась к Шэнь Чусюэ.

Су Чжи ничего не ответил, взял лекарства от гастрита и с мрачным видом вышел из больницы.

Гуань Цюлань бросилась за ним:

— Ты должен жениться! Как можно не жениться? Наш род прервется! — В сравнении с этим, даже брак с Шэнь Чусюэ казался ей приемлемым.

— А что у нас, кроме старой квартиры, есть такого, что нужно наследовать? — спросил Су Чжи.

…

В этот день они провели много времени в больнице, ожидая своей очереди на гастроскопию и результатов обследования. Домой вернулись поздно вечером и столкнулись с Шэнь Чусюэ и ее матерью, которые как раз возвращались с тренировки.

Увидев Су Чжи, Шэнь Чусюэ радостно хотела броситься к нему и крикнуть «Братик!», но, заметив позади него Гуань Цюлань, резко остановилась.

Су Чжи наблюдал за ней, его лицо, скрытое вечерними тенями, было непроницаемым.

Лу Минь и Гуань Цюлань увидели, как дети застыли на месте, глядя друг на друга, словно никто не хотел уступать.

Гуань Цюлань сразу все поняла. Она подозревала, что странное поведение Су Чжи в последние дни связано с Шэнь Чусюэ, но не думала, что все настолько серьезно, что он даже отказывается жениться из-за нее!

Она одновременно злилась и боялась, что сын сдержит свое слово. Натянув на лицо дежурную улыбку, Гуань Цюлань заговорила с Лу Минь.

Лу Минь тоже чувствовала, что с детьми что-то не так. Поддержав светскую беседу, она вместе с Гуань Цюлань поднялась наверх, оставив подростков разбираться самим.

Эти две женщины, недолюбливавшие друг друга, на этот раз действовали удивительно слаженно.

— Братик! — Шэнь Чусюэ, дождавшись, когда взрослые уйдут, живо подбежала к Су Чжи.

Уличный фонарь светил тускло, и Су Чжи не мог как следует разглядеть ее милое личико, но глаза девушки словно сияли.

«Разве она не должна была уже уехать в мир кино? Может, это событие тоже отложилось на день?» — подумал он.

Видя, что Су Чжи задумался, Шэнь Чусюэ помахала рукой перед его лицом:

— Братик, у тебя же каникулы? Приходи ко мне в спортшколу! Я теперь возвращаюсь только в половине девятого. Если ты не будешь приходить, мы совсем не будем видеться.

Заметив, что Су Чжи смотрит на ленту в ее руке, она достала ее:

— Я сегодня как раз тренировалась с лентой. Хочешь, я тебе станцую?

На самом деле ей просто очень хотелось покрасоваться перед Су Чжи. Не дожидаясь ответа, она потянула его на пустырь напротив магазина. На земле была разметка для парковки, но в этом старом районе на окраине города места хватало всем, и здесь образовалось свободное пространство.

Шэнь Чусюэ еще лучше управлялась с лентой, чем с мячом. В детстве, увидев выступление гимнастки с лентой, она решила бросить балет и заняться художественной гимнастикой.

Девушка изо всех сил старалась показать себя с лучшей стороны перед тем, кто ей нравился. Развернув бледно-розовую атласную ленту, она двигалась, словно розовая волна, смывающая ледяной панцирь.

Су Чжи много раз видел, как она танцует с лентой, и знал, что это ее любимое упражнение. Раньше, возвращаясь из спортивной школы, если ей никто не мешал, она тренировалась только с лентой, а упражнения с булавами, которые ей не нравились, почти не трогала.

Су Чжи тоже больше всего любил смотреть, как она танцует с лентой. Нежная лента, нежная девушка — вот самые прекрасные мечты юноши о девушке.

У нее было много лент разных цветов, больше, чем цветов радуги, но больше всего она любила эту нежно-розовую.

— Братик, смотри, похоже на розовый лотос? — спросила она в шесть лет, прелестная, как фарфоровая кукла.

Сейчас она выросла, и лента стала длиннее. Су Чжи смотрел на девушку в свете тусклого фонаря. Маленький лотос превратился в большой, лента порхала еще грациознее, и ее изгибы действительно напоминали лепестки лотоса.

Сегодня у нее были два хвостика, похожие на оленьи рожки, а под светло-голубым джинсовым сарафаном виднелась белая футболка. Одежда немного стесняла движения ее ног, но даже просто взмахи ленты и ее чистая улыбка волновали его сердце.

Под луной и звездами бледно-розовая лента словно была усеяна звездной пылью, а луна и звезды казались всего лишь ее спортивными снарядами. Ледяной панцирь равнодушия, который он так старательно возводил прошлым вечером, чтобы защитить свое хрупкое сердце, начал таять под натиском ее нежной, как ветерок, как легкая волна, как пушинка, ласки.

Он подумал, что сколько бы раз это ни повторилось, он будет так же беззащитен перед ней.

Она не уехала сегодня и даже станцевала для него.

Все шло не так, как он представлял.

…

Закончив выступление, Шэнь Чусюэ ловко встряхнула металлический стержень, и лента послушно вернулась к ней в руку, аккуратно сложившись.

— Братик, если ты не придешь ко мне в ближайшие дни, то скоро я уеду в Пекин на отборочные соревнования, и мы совсем не увидимся. Я буду там много дней, а если пройду отбор, то останусь тренироваться. — Она держала ленту и смотрела на Су Чжи.

Он помолчал, а потом вдруг спросил:

— Хочешь мороженое?

— Мороженое? Конечно!

Су Чжи пошел в магазин и купил ей «Маленький пудинг». Девушка откусила кусочек, и ее глаза засияли еще ярче.

Мороженое в одной руке, лента в другой — именно такой он ее и запомнил.

Многими летними вечерами они вместе шли домой, и она всегда была такой — беззаботной и счастливой от одного только мороженого.

Сегодняшний ее вид создавал иллюзию, будто это лето ничем не отличается от прошлых.

Поддавшись этой иллюзии, он наконец спросил:

— Ты правда поедешь на отборочные?

Его голос, чистый, как горный ручей, звучал непривычно робко и с надеждой.

Шэнь Чусюэ с наслаждением ела мороженое с молочным ароматом. Она уже собиралась снова уговаривать его дать ответ на ее просьбу, как вдруг Су Чжи задал этот вопрос.

— Конечно, поеду, — как само собой разумеющееся ответила она. — Кстати, я, кажется, еще не говорила тебе, что начала готовиться к личному многоборью.

— Ты больше не будешь сниматься в кино?