Глава 8 (Часть 1)

Долгое время Ли Цзяхуэй с тревогой наблюдала за Ван Хунъюй, пока та, наконец, не пришла в себя и спокойным тоном не произнесла: — Я все поняла. Ты можешь идти.

Ли Цзяхуэй хотела что-то добавить, но, взглянув на бесстрастное лицо матери, не увидела на нем ни тени гнева. Несмотря на знакомые черты, выражение лица Ван Хунъюй было ей совершенно чуждым.

Ли Цзяхуэй предпочла бы, чтобы мать, как обычно, в гневе топала ногами, устраивая дома переполох, ругалась до изнеможения, а потом успокаивалась, считая инцидент исчерпанным. Сейчас же она совершенно не понимала, что творится в душе у матери, и ее сердце наполнилось страхом.

Она боялась, что в порыве гнева Ван Хунъюй отречется от нее. Но мать, словно спящий вулкан, скрывала бушующую лаву под маской спокойствия. Эта нависшая угроза извержения заставляла Ли Цзяхуэй чувствовать себя еще более тревожно.

Когда Ван Хунъюй мягким голосом вторично попросила Ли Цзяхуэй выйти, страх в ее сердце усилился, и она поспешно ретировалась.

Немного успокоившись на лестничной площадке, Ли Цзяхуэй вернулась к столу. Ли Синьюй вопросительно посмотрела на нее.

Поразмыслив, Ли Цзяхуэй тихо рассказала собравшимся за столом о реакции Ван Хунъюй. Выслушав ее, все замолчали.

Даже обычно прямолинейные Линь Сыцзин и Сюэ Цзяци не могли найти слов. Что можно сказать перед лицом подобной трагедии?

Оставалось лишь молча завтракать. В гнетущей тишине Ли Синьюй без слов встала из-за стола и поднялась наверх к жене.

Только тогда крестные матери, казалось, пришли в себя. Никто не хотел, чтобы именинница грустила в свой день рождения, поэтому они начали изо всех сил создавать праздничную атмосферу.

После долгих усилий и множества несмешных шуток им наконец удалось немного развеселить Ли Цзяхуэй. Под напором крестных матерей она послушно переоделась в нарядное и соблазнительное ярко-красное короткое платье, предвкушая вечернее празднование с самыми близкими людьми.

Однако Ван Хунъюй так и не вышла из своей комнаты. Даже когда все собрались и ждали только ее, чтобы начать ужин, она не появлялась.

Видя, что гости не могут больше ждать, Ли Цзяхуэй, преодолевая страх, смиренно поднялась наверх, чтобы позвать мать к столу.

Ван Хунъюй весь день сдерживала гнев, решив разобраться с дочерью после дня рождения. Но теперь, словно спящий вулкан, она больше не могла сдерживаться, и разразилась настоящая буря.

Ли Цзяхуэй, которую никогда не наказывала мать, и представить себе не могла, что в свой тридцать девятый день рождения испытает на себе ее гнев.

В руках разгневанной Ван Хунъюй свистела вешалка. Несколько ударов уже оставили на нежной коже Ли Цзяхуэй ярко-красные следы, которые жгли огнем. В панике она бросилась вниз по лестнице.

Ван Хунъюй, задыхаясь от гнева и не скрывая слез, помчалась за дочерью, не обращая внимания на крики Ли Синьюй, которая пыталась ее остановить.

Когда их погоня достигла первого этажа, все присутствующие ошеломленно замолчали. Подруги сначала восхитились актерской игрой Ван Хунъюй, но быстро поняли, что ее ярость неподдельна.

Ван Хунъюй действительно дрожала от гнева, вешалка в ее руке тоже тряслась. Она искренне хотела проучить свою дочь, привести ее в чувство.

И это в день ее тридцать девятого дня рождения!

Ван Хунъюй, казалось, не боялась, что несколькими ударами вешалкой разрушит отношения с дочерью. Крестные матери, которые души не чаяли в Ли Цзяхуэй, конечно же, не могли спокойно смотреть, как ее отчитывает мать на глазах у младших братьев и сестер.

Решительные Чэнь Липин, Моника и Ма Юньцзе бросились вперед. Одна обхватила Ван Хунъюй сзади, а две другие схватили ее за руки, пытаясь удержать.

После всеобщей суматохи и попыток разнять мать и дочь обе женщины немного успокоились. Ван Хунъюй потребовала, чтобы Ли Цзяхуэй повторила при всех то, что рассказала ей утром.

Ли Цзяхуэй была упряма. Твердым голосом она заявила о своих планах: — Мой подарок себе на тридцать девятый день рождения — это ребенок, которого я рожу и воспитаю сама до своего сорокалетия.

Услышав это, младшие братья и сестры, которые не присутствовали утром и ничего не знали, изумленно переглянулись. Затем на их лицах появились самые разные выражения.