Глава 4

Мэн Ли сидела одна в комнате, молча настраиваясь на покой, прислушиваясь к звукам за стеной.

После ужина Гу Хуэй Цзюань помогала бабушке Чэн убирать со стола. Пока мыла посуду, недовольно бормотала:

— И зачем было его растить? Весь день шляется где-то, а после ужина даже посуду не поможет помыть.

Бабушка Чэн, как человек со стороны, предпочла не спорить и лишь спокойно заметила:

— Он ещё молодой.

— Молодой? — фыркнула Гу Хуэй Цзюань. — Ему почти восемнадцать! А ты всё «молодой». Вон, Юнмэй из восточной комнаты, Шао Цзюнь из западной — ровесники. Ни один из них не такой обуза и бесполезный, как он.

Бабушка Чэн ничего не ответила, только молча отнесла посуду.

Мэн Ли слышала каждое слово.

— Она говорит о прежнем человеке, — напоминала себе Мэн Ли. — Но по сути — о нынешней мне.

Теперь она была Мэн Ли. Не той, кем была раньше.

Она молчала в своей комнате, когда в дверь осторожно заглянула Тань Юань:

— Мама сказала, ты сегодня будешь спать снаружи. Я лягу с бабушкой.

Мэн Ли поняла. В доме семьи Чэн было всего три комнаты. Пока прежняя хозяйка тела жила здесь, для неё места не находилось, и она ночевала на маленькой кровати в проходной.

Чэн Чунлян с Гу Хуэй Цзюань спали в восточной комнате, бабушка Чэн — в западной, вместе с Тань Юань.

Похоже, из-за того, что Мэн Ли была ранена и ей требовался покой, бабушка Чэн временно уступила ей своё место.

Но ведь прежняя Мэн Ли всегда была лишней. А настоящая, пусть и попавшая в это тело, не могла считать себя частью семьи Чэн. То, что её вообще пустили под крышу и не выгнали на улицу — уже было щедростью.

Она подняла глаза на Тань Юань:

— Поняла.

Девочка удовлетворённо кивнула и исчезла за дверью.

Когда пришло время ложиться, Мэн Ли без слов устроилась на узкой деревянной кровати в проходной. Бабушка Чэн вскоре пришла, стараясь говорить мягко, предлагала лечь в комнату. Но Мэн Ли не сдвинулась с места.

После пары тщетных уговоров, бабушка Чэн лишь покачала головой и со вздохом вернулась к себе. Уже укладывая Тань Юань, она всё ещё вздыхала.

Мэн Ли лежала, не сомкнув глаз. Свет в остальных комнатах давно погас, но сон так и не пришёл.

«Что я такого сделала, чтобы заслужить всё это?»

Если бы был шанс вернуться… она бы отдала всё, что угодно.

Но, похоже, вернуться не получится.

Она лежала, затаив дыхание, глядя в темноту, пока не заснула.

***

Во сне она не оказалась в 70-х. Наоборот — родители устроили для неё пир: горы деликатесов, морепродукты, мясо… Она жадно ела, торопилась, глотала — и в какой-то момент едва не подавилась насмерть.

Только она начала терять сознание, как хлопнула дверь — и она проснулась.

Сквозь тусклый утренний свет она увидела, как Чэн Чунлян с Гу Хуэй Цзюань покидают дом. Она лишь бросила в их сторону взгляд, перевернулась на другой бок и снова заснула.

№На улице холодно. Кто же захочет вылезать из постели утром?»

Проснувшись позже, она облегчённо обнаружила, что в доме тихо — они ушли.

Она поднялась, умылась, перекусила.

После утренних хлопот Мэн Ли пошла в комнату Гу Хуэй Цзюань в поисках крема. Однако на туалетном столике не оказалось и его следа.

— Мама сказала, что ты не можешь им пользоваться, — раздался голос от двери.

Опершись о косяк, стояла Тань Юань и с любопытством смотрела на неё.

Мэн Ли на секунду замерла. Всё сразу стало ясно. Гу Хуэй Цзюань и булки ей еле давала, что уж говорить о креме.

Пока она стояла в растерянности, в дверях появилась бабушка Чэн. Она строго взглянула на Тань Юань:

— Что тут у вас?

— Он искал снежный крем, но мама его убрала, — спокойно пояснила девочка.

Бабушка Чэн не удивилась. В такие дела она не вмешивалась. Только сказала Мэн Ли:

— Пойди поешь.

Мэн Ли слабо кивнула:

— Хорошо…

***

Дети редко выражают мысли прямо. Тань Юань не могла бы объяснить словами, но чувствовала: Мэн Ли стала другой. Больше не казалась пугающей, и бояться её было не так страшно.

Она сидела на низеньком табурете, ела и вдруг спросила:

— А почему ты стал таким нежным?

Мэн Ли откусила мягкий паровой пирожок, настроение у неё было заметно лучше, чем накануне.

— М-м?

— Мужчины не пользуются снежным кремом, — заявила Тань Юань, сунув в рот щепотку маринованных овощей.

Мэн Ли поняла, к чему она клонит. Проглотила пирожок, сделала глоток каши и спокойно ответила:

— Но зимой кожа становится сухой. Лицо стягивает, шершавое, неприятно трогать…

Тань Юань фыркнула и бросила взгляд на бабушку Чэн:

— Нежность какая!

Мэн Ли:

– …

***

Бабушка Чэн знала Мэн Ли плохо. С тех пор как Гу Хуэй Цзюань вышла замуж, та редко появлялась в доме. Сначала была молчалива, потом вовсе перестала приходить.

Характер у неё, как считалось, был тяжёлый — то и дело попадала в неприятности.

Бабушка не стала упоминать про крем — чтобы не расстраивать девочку ещё больше. Вместо этого мягко спросила:

— Как себя чувствуешь? Если что-то болит, можем сходить в больницу.

— Не надо, — ответила Мэн Ли, доедая булочку. — Всё уже прошло.

После завтрака Мэн Ли не пошла в больницу и не вышла из дома. Сил по-прежнему не хватало, а на улице стоял лютый мороз.

Днём в доме оставались только бабушка Чэн и Тань Юань. Но у каждой были свои дела и заботы, и большую часть времени Мэн Ли проводила одна.

Во дворе, помимо семьи Чэн, жили ещё две — Шао и Ло. У них тоже были дети её возраста — Шао Цзюнь и Ло Юнмэй. Именно их Гу Хуэй Цзюань упоминала вчера.

Но, насколько помнила Мэн Ли, прежняя хозяйка тела почти не общалась с ними. Возможно, те с самого начала её недолюбливали — не без влияния Гу Хуэй Цзюань.

Позже, когда она стала «третьим мастером» столицы, они и вовсе обходили её стороной. Даже мимо проходя — не здоровались.

Так что и теперь Мэн Ли не стремилась с ними сблизиться. Лишние контакты — только лишние хлопоты.

***

Два дня в четырёх стенах — и её начинало трясти. Казалось, зудели даже кости.

Она пыталась учиться. Зимние каникулы, вроде бы, ничего необычного. Но прежняя Мэн Ли учёбой не занималась — да и зачем? В то время не было даже экзаменов. В школьной сумке — ни одной книги.

Ни телефона, ни телевизора, ни компьютера. Лишь старенькое полурабочее радио. Единственное развлечение — пялиться на своё отражение в зеркале.

«Так и с ума недолго сойти».

До перемещения она была мягкой, послушной девочкой. Но и она не могла выдержать такую изоляцию. К тому же, каждый взгляд отчима и матери становился всё тяжелее — будто молча гнали её прочь.

Она облокотилась на изголовье, плечи опустились. Всё, что произошло за два дня, всплывало в памяти.

«Если я ещё немного побуду здесь — точно сойду с ума».

«Может, стоит поискать «старших братьев»».

В этом мире у неё не было никого. Только братья в прошлом действительно хорошо к ней относились. Звали её «третий мастер», баловали, оберегали.

С этой мыслью она вскочила с постели и встала перед зеркалом.

В отражении — белая кожа, тонкие черты, прямой нос, мягкие губы. Ни следа той грозной, властной Мэн Ли. Если бы не шершавая от ветра кожа и короткие волосы — можно было бы принять за нежную, юную красавицу.

С такой внешностью перед братьями не появишься. Надо вернуть себе взгляд.

Она начала тренировать выражение глаз: ярость, хищность, дерзость — всё, что составляло суть «третьего мастера».

Затем перешла к брани. Эти слова всплывали сами собой. Ещё прежняя Мэн Ли знала их наизусть.

Серьёзным, вызывающим тоном, указав пальцем на отражение, она заговорила:

— Эй, урод, ты чё вылупился? Получить хочешь? Поспрашивай в округе, кто не слышал про Третьего Мастера Мэн? Ты, значит, крутой? Ща мои пацаны тебе объяснят, что к чему. Ещё раз увижу тебя в Пекине — пощёчину каждый раз обеспечу!

Мэн Ли уже вошла в раж, когда краем глаза заметила — в дверях стоит Тань Юань и с ужасом наблюдает за её монологом.

Она не вздрогнула — наоборот, хищно посмотрела на девочку. Та дёрнулась и бросилась прочь.

Мэн Ли почувствовала гордость.

«Тренировка не прошла даром».

Но тут снаружи послышалось её запыхавшееся дыхание и испуганный голос:

— Бабушка, бабушка! Мэн Ли точно сошёл с ума! Несколько дней из дома не выходит, а теперь в зеркало орёт и называет себя уродом!

Мэн Ли:

– …