Было время меж утра и ночи, когда на постелеРыцарь, сонный не сонный, лежал. Уже забыватьсяНачал он; вдруг перед ним невидимкой ужасное что-тоСтало; и он очнулся, как будто услышав какой-тоГолос, шепнувший: к тебе подошел посетитель бесплотный;Силиться стал он, чтоб вовсе проснуться, но вот он услышалСнова: как будто над ним и под ним лебединые крыльяВеяли, волны журчали и пели; и он, утомленный,В сладкой дремоте опять упал головой на подушку.Вот наконец и подлинно сон овладел им; и началВидеть во сне он; что будто им слышанный шум лебединыхКрыльев крыльями стал, что будто его подхватилиЭти крылья и с ним над землей и водой полетелиС сладостным веяньем, с звонким стенанием. «Стон лебединый!Стон лебединый! (себе непрестанно твердил поневолеСонный рыцарь) ведь он предвещает нам смерть». И казатьсяСтало ему, что под ним Средиземное море; и лебедь,Слышалось, пел: расступись, озарись, Средиземное море.Вниз посмотрел он: лазурные воды стали прозрачным,Чистым кристаллом, и мог он насквозь до самого дна ихВидеть; и там он увидел Ундину; под светлым, кристальнымСводом сидела она и плакала горько; и было уж много,Много в ее лице перемены; не та уж УндинаЭто была, с которою в прежнее время так счастливБыл он в замке Рингштеттене: очи, столь ясные прежде,Были тусклы, щеки впалы, болезнен был образ.Все то рыцарь заметил; но ею самой он, казалось,Не был замечен. И вот подошел к ней, рыцарь увидел,Струй, как будто с упреком за то, что так безутешноПлакала; тут Ундина с таким повелительным видомВстала, что Струй перед нею как будто смутился. «Хотя яЗдесь под водами живу, — сказала она, — но с собоюЯ принесла и душу живую; о чем же так горькоПлачу, того тебе никогда не понять; но блаженныСлезы мои, как все блаженно тому, кто имеетВерную душу». Струй, покачав головою с сомненьем,Начал о чем-то думать, потом сказал: «Ты, как хочешь,Чванься своею живою душою, но все ты под властьюНаших стихийных законов, и все ты обязана строгийСуд наш над ним совершить в ту минуту, когда онВерность нарушит тебе и женится снова». — «Но в этотМиг он еще вдовец, — отвечала Ундина, — и грустнымСердцем любит меня». — «Вдовец, я не спорю, — со смехомСтруй отвечал, — но он и жених, а скоро и мужемБудет; тогда уж ты, не прогневайся, с нашим посольством,Хочешь не хочешь, пойдешь; а это посольство сама тыЗнаешь какое — смерть». — «Но знаю и то, что не можноВ замок Рингштеттен войти мне, — сказала с улыбкой Ундина, —Камень лежит на колодце». — «А если он выйдет из замка? —Струй возразил. — А если велит он камень с колодцаСдвинуть? Ведь он об этих безделках забыл». — «Для того-то, —С ясной сквозь слезы улыбкой сказала она, — и летаетДухом теперь он поверх Средиземного моря и слышитСонный все то, что мы с тобой говорим; я нарочноЭто устроила так, чтоб он остерегся». ПриметяРыцаря, Струй взбесился, топнул ногой, кувыркнулсяВ волны и быстро уплыл, раздувшись от ярости китом.Лебеди снова со звоном, со стоном начали веять,Начали реять; и снова рыцарю видеться стало,Будто летит он, летит над горами, летит над водами,Будто на замок Рингштеттен слетел и будто проснулся.Так и было: проснулся Гульбранд у себя на постеле.В эту минуту вошел кастелян объявить, что близ замкаВстречен был патер Лаврентий, что он в лесу недалекоСделал себе из сучьев шалаш и в нем поселился. —«Мне на вопрос, зачем он живет здесь, когда отказалсяРыцарев брак освятить, отвечал он: „Разве одни лишьБраки должны освящать мы? Другие нередко обрядыНам совершать случается. Если не мог пригодитьсяЯ на одно, пригожусь на другое, и жду; пированьеМожет легко перейти в гореванье. Итак, кто имеетОчи, да видит; кто уши имеет, да слышит“». В раздумьеДолго рыцарь сидел, вспоминая свой сон и значеньеСлов отца Лаврентия силясь понять; но, пришедшиК милой невесте, он все позабыл, разгулялся и сноваСделался весел, и все осталось по-прежнему в замке.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|