Гости уж были давно за столом, и Бертальда, царицаПраздника, в золоте, перлах, цветах, подаренных друзьямиЕй в именины, сидела на первом месте, УндинаС правой руки, а рыцарь с левой. Обед уж кончался;Подали сласти; дверь была отперта; в ней теснилосьМножество зрителей всякого званья; таков был старинныйПредков обычай: каждый праздник тогда почиталсяОбщим добром, и народ всегда пировал с господами.Кубки с вином и закуски носили меж зрителей слуги;Было шумно и весело; рыцарь Гульбранд и БертальдаГлаз не сводили с Ундины; они с живым нетерпеньемЖдали, чтоб тайну открыла она; но Ундина молчала;Было заметно, что с сердца ее и с уст, озаренныхЯсной улыбкой, было готово что-то сорваться;Но (как ребенок, любимый кусок свой к концу берегущий)Все молчала она, чтоб продлить для себя наслажденье.Рыцарь смотрел на нее с неописанным чувством; Ундина,В детской своей простоте, с своим добродушием, прелестьАнгела божия в эту минуту имела. Вдруг гостиСтали ее убеждать, чтоб спела им песню. СверкнулиЯрко ее прекрасные глазки; поспешно схватилаЦитру и вот какую песню тихо запела:«Солнце сияет; море спокойно; к брегу с любовьюВоды теснятся. Что на душистой зелени брегаСветится, блещет? Цвет ли чудесный, посланный небомСвежему лугу? Нет, светлоокий, ясный младенецТам на зеленом дерне играет. Кто ты, откуда,Милый младенец? Как очутился здесь, на чужбине?Ах! из отчизны был он украден морем коварным.Бедный, чего ж ты между цветами с жадностью ищешь?Цвет благовонный жив, но без сердца; он не услышитДетского крика; он не заменит матери нежной.Лучшего в жизни рано лишен ты, бедный младенец.Мимо проехал с свитою герцог; в пышный свой замокВзял он сиротку; там герцогиня благостным сердцемБедной сиротке мать заменила. Стала сироткаДевою милой, радостью сердца, прелестью взоров;Милую деву промысел божий щедро осыпалВсем... но отдаст ли лучшее в жизни, мать и отца, ей?»С грустной улыбкой цитру свою опустила Ундина;Песня ее растрогала всех, а герцог с женоюПлакали. Герцог сказал: «Так точно случилось в то утро,Милая наша сиротка Бертальда, когда милосердыйБог наградил нас тобою; но права певица, не можемЛучшего блага земного тебе возвратить мы, роднуюМать и родного отца». Ундина снова запела:«Мать тоскует, бродит, кличет... нет ей ответа;Ищет, ищет, что ж находит? дом опустелый.О, как мрачен, как ужасен дом опустелый,Где дотоле днем и ночью мать в упоеньеЦеловала, миловала дочку родную!Будет снова заниматься ярко денница;Придут снова дни весенни, благоуханны;Но денница, дни весенни, благоуханныНе утешат боле сердца матери бедной;Все ей чуждо; в целом свете нет ей отрады;Невозвратно все пропало с дочкой родною». —«О Ундина! ради бога открой мне! ты знаешь,Где отец мой и мать; ты этот, этот подарокМне приготовила. Где они? Здесь? Отвечай мне, Ундина».Взор Бертальды, сверкая, летал по собранью; меж знатных,С ними сидевших гостей выбирала она. Но УндинаВдруг залилася слезами, к толпе обратилась, рукоюЗнак подала и воскликнула: «Где вы? явитесь,Найденной дочери вашей отец и мать!» РасступиласьС шумом толпа; из средины ее рыбак и старушкаВышли; робко глаза устремили они на Ундину.«Вот она, ваша родная дочь!» — закричала Ундина,Им указав на Бертальду; и с громким рыданьем на шеюБросились к ней старики; но Бертальда с пронзительным крикомИх от себя оттолкнула; страх, изумленье, досадаВдруг на лице ее отразились. Какой нестерпимый,Тяжкий удар для ее надменной души, ожидавшейНового блеска с открытием знатных родителей! Кто же?Кто же эти родители? Нищие!.. В эту минутуВ мысль ей пришло, что все то придумано хитро УндинойС тем, чтоб унизить ее перед светом и рыцарем. «ЗлаяЛожь! обманщица! подкуп!» — вот что твердила Бертальда,Гневно смотря на старушку, на мужа ее и Ундину,«Господи боже! — тихонько старушка шептала. — Какое жЗлое созданье стала она! а все-таки сердцеЧует мое, что она мне родная». Рыбак же, сложившиРуки, молился, чтоб бог не карал их, послав им такуюДочь; а Ундина, как ангел, вдруг утративший небо,Бледная, в страхе незапном, не ведая, что с нейДелалось, вся трепетала. «Опомнись, Бертальда! Бертальда,Есть ли душа у тебя?» — она повторяла, стараясьДоброе чувство в ней возбудить, но напрасно; БертальдаТочно была вне себя; она в исступленье кричалаКриком; рыбак и старушка плакали горько, а гости,Странным явленьем таким изумленные, начали шумноСпорить, кто за Ундину, кто за Бертальду; в ужасныйВсе пришло беспорядок, и вот напоследок Ундина,С чувством своей правоты, с благородством невинности мирной,Знак подала рукою, и все замолчали. Смиренно,Тихо, но твердо сказала она: «Вы странные люди!Что я вам сделала? Чем раздражила я вас? И за что выТак расстроили милый мой праздник? Ах, боже! донынеЯ о ваших обычаях, вашем безумном, жестокомОбразе мыслей не знала, и их никогда не узнать мне.Вижу, что все безрассудно придумано мной; но причинойЭтому вы одни, а не я. Хотя здесь наружностьВся на меня, но вы знайте: то, что сказала я, правда.Нет у меня доказательств; но я не обманщица, слышитБог правосудный меня; а все, что здесь о БертальдеЯ говорила, было открыто мне тем, кто в морскиеВолны младенцем ее заманил, потом на зеленыйБерег отнес, где ее и нашел знаменитый наш герцог». —«Слышите ль? — громко вскричала Бертальда. — Она чародейка,Водится с злыми духами; сама при всех признаетсяВ этом она». — «О нет, — Ундина воскликнула с чистымНебом невинности в мирных очах, — никогда чародейкойЯ не была; мне неведомо адское зло». — «Так бесстыдноЛжет и клевещет она. Ничем нельзя доказать ейЗдесь, что рыбак отец мне, а нищая — мать. О! покинемЭтот дом и этот город, где я претерпелаСтолько стыда». — «Нет, Бертальда, — ответствовал герцог, — отсюдаЯ дотоле не выйду, пока не решится сомненьеНаше вполне». То слыша, старушка приблизилась робкоК герцогу, низко ему поклонилась и вот что сказала:«Вы, государь, своим высоким герцогским словомВдруг на разум меня навели. Скажу вам, что еслиВаша питомица подлинно дочь нам, то должно, чтоб былиТри родимых пятна, как трилиственник видом, под правойМышкой ее и точно такие же три на подошвеПравой ноги. Позвольте, чтоб с нею я вышла». От этихСлов побледнела Бертальда, а герцог велел герцогинеВыйти вместе с нею и взять с собою старушку.Скоро назад возвратились они; герцогиня сказала:«Правда правдой; все то, что здесь объявила хозяйкаНаша, есть сущая истина: эти добрые людиТочно отец и мать питомицы нашей Бертальды».С этим словом герцог с женой и с Бертальдой и вместеС ними, по воле герцога, старый рыбак и старушкаВышли; гости, кто веря, кто нет, разошлись; а Ундина,Горько, горько заплакав, упала в объятия мужа.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|