Глава 6

Глава 6

Я не помню, что произошло потом. Обнаружив, что Лия не дышит, мама словно сошла с ума: она схватилась за голову, громко закричала, и слезы градом покатились из ее глаз.

Я же стоял как громом пораженный, а потом потерял сознание.

Ощущения перед тем, как я отключился, трудно описать словами. Я и раньше терял сознание — из-за болезни, падений, сильного плача, — но в этот раз все было иначе.

Я отчетливо чувствовал, как нечто, называемое душой, медленно покидает мои кости и мышцы, дюйм за дюймом растворяясь в воздухе, без возможности вернуться.

В этот раз я был без сознания очень долго — говорят, около двух месяцев.

Когда я снова увидел маму, мне показалось, что она сильно постарела.

— Мама…

У меня пересохло в горле, и я залпом выпил два стакана воды.

— Лэй Вэнь, Лэй Вэнь…

Мама крепко обняла меня.

Позже я узнал, что Лия умерла, а я перенес тяжелую болезнь и выжил.

— Лия, как и Будан, отдала свою жизнь за мою?

Кажется, я догадался, почему «выжил».

— Да, — ответила мама со слезами радости на глазах.

— А где четвертый олень? — Я, кажется, уже привык к тому, что мне постоянно меняют оленей.

Мама привела четвертого олененка. Он отличался от предыдущих. Похоже, он родился совсем недавно, шерсть еще не полностью отросла.

Я как-то между делом дал ему имя.

Не знаю, когда именно, но я потерял всякий интерес к оленям.

Я больше не пытался привязаться к ним, не пытался установить какую-либо связь.

Мне нужно было лишь изредка следить, живы ли они, и подкармливать.

Что касается этого олененка, у него была лысина на голове, но в остальном он был здоров.

Месяц спустя, утром, я встал с кровати, чтобы найти тапочки, и подошел к умывальнику. И тут вдруг понял: мои ноги здоровы.

Я мог не только ходить, но и бегать, и прыгать, словно никогда не был болен. Время, проведенное в инвалидной коляске, казалось сном.

Я был очень рад и думал, как же мне повезло.

Пока однажды, принимая душ, не увидел в зеркале себя: у меня на голове была лысина.

…

Я начал кое-что понимать.

Три года спустя, в мой двенадцатый день рождения, этот олененок умер.

Мы похоронили его на вершине горы, как и предыдущих оленят.

Но на этот раз я не испытывал сильных эмоций. Закончив с погребением, я убрал лопату и вернулся домой.

Через несколько дней у меня появился новый олененок.

Все шло по плану.

— Лэй Вэнь, это подарок от мамы.

Я спокойно погладил олененка. И так же спокойно, три года спустя, в свой пятнадцатый день рождения, я похоронил его.

В этот раз я даже не пошел на гору, а закопал его прямо на заднем дворе.

Я даже не стал тщательно засыпать могилу последним слоем земли — настолько к этому привык.

Честно говоря, мне было и любопытно, и тошно.

Мне уже исполнилось пятнадцать, а мама сказала, что нужен еще один олененок.

Когда она говорила это, ее глаза горели, она постоянно бормотала себе под нос, словно наркоманка. Казалось, это была какая-то навязчивая идея: «Нужен еще один олененок, нужен еще один олененок, нужен еще один олененок…»

Я понимал, что она имеет в виду.

Последние шесть лет, с девяти до пятнадцати, мама редко бывала дома. Она уехала работать в город и возвращалась лишь раз в несколько месяцев.

Каждый раз, когда я ее видел, она выглядела немного иначе, особенно внешне.

Она не только постарела, но и поправилась.

Она говорила, что в городе еда такая, от нее легко поправиться.

Я тоже подрос и начал увлекаться столярным делом, как и мой отец, которого не стало девять лет назад.

Я уже почти забыл лицо отца, как и лица всех тех оленят.

Три года, три года, три года, три года, три года — за это время ради меня умерло пять оленят.

В семнадцать лет я уехал из деревни в город.

Возможно, я хотел быть поближе к матери.

Я собирался открыть столярную мастерскую, используя деньги, которые накопил в деревне, и то, что оставил отец.

Я не сказал ей об этом, хотел сделать сюрприз.

Но за два месяца, что я прожил в городе, мне так и не удалось найти мать.

Она словно испарилась.

— Здравствуйте, вы не видели эту женщину? Она работает в ателье в городе.

Я нарисовал много портретов матери и показывал их прохожим.

Одни растерянно качали головой, другие многозначительно улыбались.

Однажды молодая женщина, увидев портрет моей матери, презрительно сказала:

— Ее? Она у нас известная… женщина легкого поведения.