(VI)

(VI)

Только когда он подумал о Сюй Лиюэ, он смутно начал понимать ее мысли.

Предательство Сюй Лиюэ было предательством не только возлюбленного, но и члена семьи. Как Фан Хуэйвэнь могла выдержать второе подобное предательство?

Она наверняка считала его еще слишком молодым, его мысли постоянно менялись, на него нельзя было положиться.

Возможно, еще и потому, что он и Сюй Лиюэ были братьями, она боялась, что рано или поздно он станет таким же, как тот. И тогда не только Сюй Лиюэ перестанет быть Сюй Лиюэ, но и Лицзы перестанет быть Лицзы.

При этой мысли его пробрала дрожь — каким же он был опрометчивым, чуть не вырвал из ее сердца и образ Лицзы.

В каком же качестве он мог оставаться рядом с ней?

Прежде всего, он точно не должен был быть похожим на Сюй Лиюэ, заводить детей с другой женщиной. Значит, нельзя было жениться, а лучше и вовсе не заводить романов.

Она могла быть одна, так почему он не мог?

Начался учебный год, а Фан Хуэйвэнь так и не появлялась.

Он обошел все места, куда она когда-то водила его, но так и не встретил ее.

Постепенно он терял терпение и перестал отказывать девушкам, проявлявшим к нему симпатию.

Но они казались ему слишком прилипчивыми. Почему они не могли сами сходить за едой, сами пойти на занятия?

Правда, была одна очень независимая девушка. Она никогда не цеплялась к нему, по выходным либо подрабатывала, либо занималась в библиотеке. Иногда она занимала ему место, и если он хотел — приходил, если нет — она не обижалась.

Они были больше похожи на учебных напарников, чем на парня и девушку.

Но потом он почувствовал, что она слишком хороша, а он многим ей обязан, и все равно предложил расстаться.

Соседи по комнате считали его слишком привередливым: какую же фею он ищет?

Он мог лишь беспомощно качать головой. У него ведь был человек, который ему нравился, к которому он был привязан. Зачем же ему крутиться среди «других»?

Приближался его день рождения.

Кроме друзей, никто не прислал ему подарков. Родители просто перевели ему денег.

Сюй Лиюэ и невестка отправили хунбао в семейный чат. Он из вежливости не хотел принимать, но невестка так настойчиво уговаривала, что ему пришлось согласиться.

От Фан Хуэйвэнь по-прежнему не было вестей.

Раньше она всегда присылала ему много подарков: еду, одежду, разные вещи, а еще всякие странные безделушки, которые она находила, — он все их обожал.

Однако он вдруг подумал, что она на самом деле никогда не праздновала день рождения вместе с ним, потому что он всегда выпадал на учебные дни и ни разу не совпал даже с выходными.

Когда он приезжал в Хайчэн, она водила его в круглосуточную кондитерскую и говорила, что каждый день кто-то приходит сюда праздновать день рождения и есть торт.

— Когда же я смогу отпраздновать день рождения здесь, с вами? — мечтал он тогда.

— Ничего не поделаешь, ты ведь учишься у себя дома.

— А когда я поступлю в университет, стану свободным, смогу приехать сюда на день рождения?

— Ты же собирался поступать в Университет Цзянхэ?

«А я теперь учусь в Университете Победы в Хайчэне», — мысленно ответил он на ее давний вопрос и глубокой ночью, накануне своего девятнадцатилетия, ворвался в эту кондитерскую, которая стала еще красивее после ремонта.

От разнообразия тортов в витрине у него разбежались глаза.

— Есть каштановый торт? — спросил он.

Продавец указала на только что приготовленный торт.

— Такой подойдет? Его заказали заранее.

Над дверью зазвенел ветряной колокольчик — пришел тот, кто заказал этот каштановый торт.

Сюй Лицзы взглянул на часы — было почти двенадцать. Она ведь и не собиралась отдавать этот торт кому-то другому.

Словно сговорившись, они выбрали столик у окна, сели и приготовились зажечь свечи в виде цифры «19».

Большинство магазинов на улице уже закрылись, только это отдельно стоящее здание кондитерской сияло в ночи, как сказочный замок.

— На втором курсе, в весеннем семестре, мне прислали из дома много вещей, — внезапно начала Фан Хуэйвэнь. — Я пошла одна забирать посылки, мне было тяжело нести.

Сюй Лицзы замер, не понимая, почему она заговорила об этом, но ждал продолжения.

— По дороге я встретила твоего брата. Он увидел, что мне неудобно, и помог донести самую тяжелую коробку до моего общежития. Он такой человек — яркий, живой, кажется, может разговориться с кем угодно. Он сказал, что только вчера вернулся из дома, только что отметился после каникул, и что ему ужасно скучно в университете.

— Потому что у него только что родился младший брат, которого он так долго выпрашивал, а он еще не успел с ним нанянчиться.

— Он сказал, что имя брату выбрал он сам — Сюй Лицзы. Я сказала, что это очень мило: и иероглиф «Ли» такой же, как у него, и уменьшительное имя можно просто «Лицзы» (Каштанчик). Он улыбнулся и сказал, что ему тоже очень нравится. Эх, — она вдруг вздохнула.

— Я спросила, что случилось. Он ответил, что на самом деле немного волнуется, боится, что когда брат вырастет, ему покажется это имя слишком детским.

Глаза Сюй Лицзы наполнились слезами. Возможно, брат когда-то действительно очень-очень любил его, но теперь сам Сюй Лиюэ этого не помнил, помнила только девушка, с которой он тогда еще не был знаком, — она помнила за него.

— Я тогда и влюбилась в него. Такой солнечный, веселый и немного бесшабашный парень, а оказался таким нежным и чутким, с такой любовью к семье. Он с воодушевлением рассказывал мне, как ты выглядишь, как спишь, словно я уже стала частью вашей семьи. Я подумала, что Сюй Лицзы, должно быть, очень счастливый и милый ребенок, может быть, когда-нибудь я тоже смогу его увидеть?

Сюй Лицзы застыл. Он не знал, что их связь началась так давно — хотя отправной точкой все равно был Сюй Лиюэ.

И вот, девятнадцать лет спустя, им выпал шанс сидеть вместе и праздновать его день рождения.

Но за это время произошло слишком, слишком многое.

Фан Хуэйвэнь посмотрела на телефон и улыбнулась:

— Скоро полночь, пора зажигать свечи.

На темно-коричневом каштановом торте зажглись цифры «19». Она выключила свет с их стороны.

Сюй Лицзы молча загадал желание: он хотел быть семьей Фан Хуэйвэнь всю жизнь, той семьей, какой она ее определила.

Хорошо, что это было желание на день рождения, его можно было не произносить вслух. Ведь до конца его восемнадцатилетия оставалось всего несколько секунд.

Но сможет ли он загадать то же самое желание в девятнадцать лет, которые вот-вот наступят, а потом в двадцать, двадцать один?

Он и сам не знал.