Глава 6 (Часть 1)

Вилла семьи Чи располагалась в восточной части города, в тихом месте среди городской суеты. Это место когда-то выбрала сама Чи Ли.

Последний раз Чи Юй была здесь на китайский Новый год.

Вилла по-прежнему была в идеальном состоянии. Растения в саду аккуратно подстрижены, и даже траурная атмосфера в доме, наполненном людьми и печальной музыкой, не могла нарушить их ухоженность.

Чи Юй, одетая в черное, сразу прошла в зал, где проходили поминки. Ее одежда идеально вписывалась в царящую здесь атмосферу скорби и печали.

В доме было много родственников и друзей, пришедших выразить соболезнования.

Увидев Чи Юй, все замолчали и посмотрели на нее.

Не обращая ни на кого внимания, она подошла к портрету сестры.

Портрет, вероятно, выбрала Жань Цзинь. Это была любимая фотография Чи Ли.

В первый год, когда Чи Юй уехала учиться за границу, Чи Ли, тоскуя по сестре, вместе с Жань Цзинь навестила ее.

Этот снимок Чи Юй сделала тогда в университете.

Сестры были очень похожи. Их прекрасные глаза, когда они улыбались, излучали тепло и нежность.

Чи Юй с грустью провела рукой по фотографии.

Вместо теплой кожи сестры она чувствовала лишь холодное стекло.

Как и ожидалось, вместо гроба перед портретом стояла темная урна с прахом.

Рядом лежали вещи, которыми Чи Ли часто пользовалась при жизни: клюшки для гольфа, зонт, ожерелье…

Глядя на эти предметы, хранившие память о сестре, Чи Юй вновь пережила все счастливые моменты их совместной жизни.

Она сжала угол портрета до побелевших костяшек. Глаза застилали слезы.

— Сестра, я опоздала, — Чи Юй опустилась на колени перед портретом, зажгла благовония, поклонилась и поставила их в курильницу, уже заполненную дымящимися палочками.

Жань Цзинь не пошла за Чи Юй. Она стояла во дворе под старым баньяном и разговаривала по телефону с Лу Сыцин.

— Ты еще не спишь?

— Я слышу траурную музыку. Ты все-таки пошла к Чи. Я же говорила, вы с Чи Ли расстались, зачем тебе вмешиваться в дела ее семьи? Ее сестра вернулась, пусть она и занимается всем этим.

— Чи Юй только прилетела, провела в самолете больше десяти часов. Наверняка, у нее еще не прошел синдром смены часовых поясов. Все родственники Чи здесь, во дворе полно народу, она одна не справится. Да и она еще молода для таких дел, да и не очень хорошо разбирается в делах семьи и компании. Вряд ли она сможет со всем этим справиться.

— …Ты не боишься надорваться?

Жань Цзинь слабо улыбнулась. — Ладно, иди спать. Я скоро закончу здесь и вернусь в квартиру.

Лу Сыцин, рассердившись, бросила: — Не хочу с тобой разговаривать! — и хотела повесить трубку.

Но Жань Цзинь остановила ее. — Не говори пока Чи Юй о нашем расставании с Чи Ли.

— Думаешь, это от меня зависит? Весь мир уже в курсе, — ответила Лу Сыцин. — Ладно, я спать. Из-за твоего дела мне приходится отстраняться от расследования. Завтра в командировку, вылет в восемь утра. Кого вообще мучают такими ранними рейсами? Все, пока.

— Спокойной ночи.

Жань Цзинь повесила трубку и вернулась в дом.

Чи Юй, поставив благовония, нечаянно стряхнула несколько тлеющих угольков себе на руку.

Жань Цзинь, стоя в толпе, старалась быть незаметной. Но, увидев, что Чи Юй даже не обращает внимания на покрасневшую руку и слезы на щеках, она не смогла скрыть волнения.

— Мяу.

Лулу тихо подошла к Чи Юй, обнюхала ее и, узнав, потерлась о ее ноги.

Так Лулу просила, чтобы ее взяли на руки.

Увидев Лулу, Чи Юй не смогла сдержать слез.

Шестнадцать лет назад их мать тяжело заболела и умерла. Отец, не выдержав горя, последовал за ней меньше чем через полгода. Остались только Чи Ли, которой было чуть больше двадцати, и шестилетняя Чи Юй.

Чи Ли понимала, что должна взять на себя заботу о сестре. Она отказалась от своей мечты, продала художественную студию и возглавила убыточную компанию семьи Чи. Она одновременно заботилась о Чи Юй и старалась сохранить семейный бизнес, как память о родителях.

Тогда сестры жили очень бедно. Из всех многочисленных родственников только тетя с мужем, сами небогатые, помогали им. У них не было денег даже на то, чтобы прокормить бездомную кошку.

Однажды, когда Чи Ли забирала Чи Юй из школы, девочка увидела промокшую до нитки Лулу, которая лежала на дороге, ожидая смерти. Чи Юй стало жалко кошку, но она не хотела обременять сестру и просто оставила рядом с ней свой бутерброд с мясом, который долго берегла.

Чи Ли заметила это и спросила: — Тебе нравится эта кошка?

Маленькая Чи Юй не ответила, а спросила: — А где ее мама и папа?

— Наверное, умерли.

— Понятно, — сказала Чи Юй. — Значит, она, как и мы, больше никогда не увидит своих родителей.

Эти слова, должно быть, тронули Чи Ли. Она взяла Лулу к себе, чтобы та больше не жила на улице.

Чи Ли всегда была очень сострадательной, и к Лулу, и к Жань Цзинь, которая когда-то чуть не умерла в переулке.

Имя «Лулу» дала Чи Юй.

Чи Юй нежно погладила Лулу. Кошка, как всегда, послушно лежала у нее на руках и, словно чувствуя ее горе, лизала слезы с ее щек.

Шероховатый язык Лулу немного царапал кожу. Чи Юй, успокоившись, поставила кошку на пол.

Вокруг было слишком много людей, а кошки — очень чувствительные животные. Даже быстрые шаги могли их испугать.

Лулу много лет жила в этом доме и знала все его потайные места. Она запрыгнула на спинку дивана и ловко юркнула в щель между шкафом и потолком.

Когда Лулу только появилась в их доме, ветеринар, осмотрев ее зубы, определил ее возраст примерно в два года. Сейчас Лулу было восемнадцать — по кошачьим меркам, очень преклонный возраст, но она все еще была удивительно проворна.

Чи Юй проводила Лулу взглядом. Уставшая после долгого перелета, она еще не оправилась от смены часовых поясов. В голове было пусто. Она смотрела на портрет сестры, словно сквозь пелену.

Только когда до нее донеслись громкие голоса, она пришла в себя и обернулась.

У входа в зал группа дальних родственников окружила Жань Цзинь, не давая ей ни пройти, ни отступить.

Жань Цзинь, держа в руке пачку салфеток, с каменным лицом смотрела перед собой. Чи Юй заметила, что Жань Цзинь не смотрит ни на кого из семьи Чи.

— Раз уж младшая сестра вернулась, тебе пора уходить. Мы все взрослые люди, не стоит устраивать сцены перед… усопшей, — сказал дядя Чи Юй.

Он курил, время от времени затягиваясь. Его широкое, загорелое лицо было покрыто морщинами. Короткие волосы уже тронула седина. Голос, давно испорченный курением, был хриплым.

Чи Юй видела своего дядю впервые за четыре года.