Кузнец-молодец

Кузнец-молодец.

Восемь лет пролетели незаметно. Под руководством отца Цинь Чжао в три года знал тысячу иероглифов, в пять — мог декламировать стихи, а в восемь — побеждал всех учеников школы в словесных поединках, став, как и ожидалось, местным вундеркиндом.

За последние годы отец обучил немало учеников, которые успешно сдали экзамены, а некоторые даже получили должности.

В Фэнхуа стало модно учиться, и авторитет отца в городе значительно вырос.

С шестнадцати лет меня постоянно осаждали свахи. Женихами в основном были местные ученые, которых привлекала отцовская слава и потенциал моего брата.

Видя меня с собранными волосами, в простой одежде, в сапогах и с молотом в руке, возвращающуюся домой, они все равно умудрялись выдавить из себя: «Госпожа Цинь такая добрая и добродетельная, мягкая и щедрая!»

— Хм, — холодно отвечала я.

Однажды, вернувшись домой, я снова оказалась в окружении толпы ученых. Не выдержав их фальшивых улыбок, я выхватила из-за голенища только что сделанный кинжал. Вспыхнул холодный блеск, и клинок вонзился в столб у входа, оставив снаружи только рукоять.

— Хотите жениться на мне? — обратилась я к остолбеневшим молодым талантам. — Сначала вытащите этот кинжал!

Прошло два года, и теперь в городе остались только две незамужние девушки восемнадцати лет: я и мясник Ху Сынян.

Недавно я услышала, что Ху Сынян и мой старший ученик-кузнец Дун Е начали встречаться. Мастер был вне себя от радости. Он пришел к отцу выпить и попросить его придумать имя для внука. Отец так разозлился, что схватил чернильный камень со стола и замахнулся:

— Дун Дали, как тебе не стыдно! Если бы не ты, моя дочь давно бы вышла замуж! А теперь у нее совсем нет женственности! Имя твоего сына я придумал, а теперь ты еще и про внука думаешь!

Под отцовские крики мастер выбежал из дома. Чернильный камень полетел вслед за ним и ударился о столб у входа, как раз там, где торчал кинжал. Камень раскололся на две части, а кинжал остался неподвижен, его лезвие было острым, как и прежде.

Я как раз вела домой Цинь Чжао, который возвращался из школы. Увидев эту сцену, я застала отца сидящим на пороге, с растрепанными волосами и унылым видом. Он совсем не был похож на уважаемого учителя.

Заметив нас с Цинь Чжао, он указал на разбитый чернильный камень:

— Юаньюань, подними камень и отнеси его на стол в мой кабинет. Это хороший камень из Дуаньси, даже разбитый он еще пригодится.

Цинь Чжао посмотрел на меня, отпустил мою руку и послушно пошел собирать осколки.

Мы с отцом долго сидели на пороге и разговаривали. Мы говорили о моем замужестве, об учебе Цинь Чжао, об арбалетах, которые я недавно делала для пограничного гарнизона, о нарастающей угрозе со стороны разбойников с гор Чунсянь…

Мы проговорили до самого заката, пока мать не позвала нас ужинать.

За восемнадцать лет, что я его дочь, мы впервые так долго разговаривали.

Теплые лучи заходящего солнца освещали его постаревшее лицо. Наконец он сказал:

— Юаньюань, я хочу, чтобы ты прожила долгую и счастливую жизнь. Хорошо бы тебе встретить хорошего человека, который будет любить тебя. Но если не встретишь — ничего страшного, живи так, как тебе нравится.

После этого разговора я уже приготовилась к одинокой жизни, но не ожидала, что мой возлюбленный появится так скоро.