Император Хуэй и императрица как можно быстрее зарегистрировали ребёнка в императорском реестре. К тому моменту, как Ши Пэйжоу опомнилась, мальчик уже официально считался сыном императрицы.
Ши Пэйжоу затрясло от ярости, она схватилась за голову и взвыла:
— Почему, почему вы так меня мучаете, почему?!
Она прибежала во Дворец Фэнси и, словно безумная, обрушилась на императрицу с бранью, не выбирая выражений:
— Императрица, вы хотели погубить меня, причинить вред во время родов, отобрать моего ребёнка! Ты всего лишь завистливая и лицемерная женщина! Как ты посмела, как ты посмела?!
Все женщины гарема, испуганные безрассудной прямотой Ши Пэйжоу, втянули в себя воздух, а затем с жалостью посмотрели на неё. Она явно сошла с ума от ярости. Выплёскивать эмоции было бесполезно, это могло только навредить ей самой.
В этом гареме нужно было соблюдать осторожность в словах и поступках.
Императрица лишь снисходительно посмотрела на Ши Пэйжоу и с великодушной мягкостью произнесла:
— Наложница Ши заболела. Уведите её, пусть хорошенько отдохнёт, и позовите ей лекаря.
— Не больна я, нет! Это ты хочешь отнять моего ребёнка, приказать лекарю убить меня, чтобы полностью завладеть им!
Лицо императрицы оставалось невозмутимым, но тут во Дворце Фэнси раздался громкий, безутешный плач ребёнка, непрекращающийся, пронзительный. Выражение лица императрицы слегка изменилось, и она поспешила успокоить малыша.
Ши Пэйжоу тоже хотела войти, но её остановили у дверей. Она не могла пройти, лишь тревожно смотрела, затем глубоко вздохнула и отвернулась.
Ши Пэйжоу знала, что её слова сегодня были безрассудными, но если бы она действительно умерла, это подтвердило бы, что императрица убила мать, чтобы забрать ребёнка.
Когда ребёнок заплакал, в глазах Ши Пэйжоу мелькнула боль, но тут же её решимость окрепла: «Малыш, потерпи немного, и ты вернёшься ко мне».
Наложница Ши развернулась и ушла, оставив плач ребёнка позади.
***
— Эх, наложница Ши погубила себя, — вздохнула наложница Сянь, гладя дочь по голове. — Кто бы мог подумать, что она сама себе выроет яму, устроив такой спектакль? Императрица не позволит ей умереть, но жизнь её будет несладкой. В этом дворце столько способов извести человека, когда ни жить, ни умереть не можешь — вот тогда настоящие страдания. Ты уж не вздумай так шуметь перед императором и императрицей, одного их слова хватит, чтобы нас не стало.
— Знаю, матушка, — послушно ответила Наньчжи, прижимаясь к наложнице Сянь. — Матушка, я не совершу ошибок и не стану чужой дочерью.
Сердце наложницы Сянь сжалось. Ей нужно быть предельно осторожной, иначе, как и наложница Ши, она останется без ребёнка. Пусть это и дочь, но отдать её другому человеку было бы так же больно, как вырвать из сердца.
Наньчжи, чьи ясные глаза с чёткими белками и зрачками широко распахнулись, произнесла:
— Матушка, давай не будем вредить другим младшим братьям и сёстрам.
— Хорошо, — ответила наложница Сянь.
Что это с малышкой? Она постоянно находит повод, чтобы напомнить ей не вредить другим детям.
— Неужели в твоих глазах я такая злобная женщина? — раздражённо спросила она.
— Нет, матушка добрая и красивая, она словно небесная фея, — пролепетала Наньчжи, прижимаясь лицом к шее наложницы Сянь, ласково потираясь. — Просто я так боюсь, что мне придётся покинуть тебя и уйти к другим. Я не хочу расставаться с тобой.
— Не бойся, не бойся, — обняла дочь наложница Сянь. — Я защищу тебя и не дам никому в обиду.
— И других малышей тоже нельзя обижать, — добавила Наньчжи.
— Хорошо, хорошо, не будем вредить другим детям, — согласилась наложница Сянь. Пока другие не причинят вреда её ребёнку, она и сама не станет вредить чужим.
Женщины гарема на самом деле были очень жестокими. Они всегда били по больному месту: «У тебя есть ребёнок, ты его ценишь? Так я убью твоего ребёнка».
Получив заверения матери, Наньчжи очень обрадовалась. Спустя некоторое время она снова с беспокойством спросила Систему:
«Брат Система, наложница Ши умрёт?»
«Скорее всего, нет, но вот как она будет жить, это уже другой вопрос, — после небольшой паузы Брат Система принялся поучать ребёнка: — Все дары судьбы имеют скрытую цену. Ши Пэйжоу получила духовную эссенцию, и благодаря ей обрела кратковременную выгоду, но утратила стремление тщательно возделывать свою жизнь и добросовестно двигаться вперёд. Даже потеряв эссенцию, она всё ещё сохраняла в себе эту надменность. Если бы она была обычной девушкой, без какой-либо поддержки, и попала бы в гарем сама, то вела бы себя крайне осмотрительно. Жизнь длинна, и временные неудачи ничего не значат, но, к сожалению, её испортили лёгкие выгоды, и теперь она не может смириться ни с одним провалом или неудачей».
Наньчжи грызла печенье, словно хомячок, и слушала слова Системы, понимая их лишь отчасти.
«Значит, если бы она не потеряла духовную эссенцию, наложница Ши жила бы очень хорошо?»
Брат Система лишь ответил:
«Ты уверена? В этом мире любое дело имеет свой предел, и излишество так же плохо, как недостаток. Если бы она использовала слишком много духовной эссенции, чтобы собрать больше удачи со всего мира и стать победительницей по жизни, то нарушила бы баланс удачи. Частые бедствия, голод среди простого народа — это привело бы к восстаниям, и люди подсознательно потянулись бы к императорскому городу, к императорскому дворцу. Возможно, первую половину жизни она купалась бы в роскоши и любви, а вторую провела бы в скитаниях».
Люди всегда тянутся к тем, кто наделён удачей, находясь под влиянием судьбы, что уж говорить о целой стране и ходе истории.
«Ик… — Наньчжи икнула. — Тогда я спокойна. Я не хочу, чтобы меня съели».
Наньчжи уже знала, что голодные годы были ужасно тяжёлыми. Если императорский дворец действительно захватят, голодные люди съедят всех, сварят в котле мясной суп, а потом достанут лишь белые кости.
Ах, не надо думать о таком, не надо, малышка боится!
Говорят, что мать и дитя связаны незримыми нитями. С тех пор как Ши Пэйжоу покинула Дворец Фэнси, маленький принц беспрестанно плакал: днём плакал, ночью плакал, засыпал со слезами и просыпался, чтобы снова плакать.
Ребёнок был совершенно здоров, полон сил, но плакал так пронзительно, что сердце рвалось на части. Его крики вызывали волну плача среди других детей во дворце, и это сводило всех с ума.
Императорский лекарь осмотрел его и сказал, что физически ребёнок здоров, но если он будет так плакать и дальше, то непременно начнутся проблемы.
Император Хуэй смотрел на ребёнка, который, сжав маленькие кулачки, плакал с закрытыми глазами. Вены на его лбу вздулись, и он раздражённо спросил:
— Почему он всё ещё плачет? Уже несколько дней так!
Императрица выглядела измученной.
— Не знаю, я тоже не знаю, — ответила она.
Сколько дней плакал ребёнок, столько дней она не могла толком спать. Сейчас её сердце бешено колотилось, она чувствовала сильную тревогу.
Она наблюдала, как кормилица суетливо пытается успокоить малыша, но тот всё плакал, отчаянно вырывался, и кормилица еле удерживала его.
Дети привязываются к знакомым запахам, но кормилица не менялась, и её запах тоже. Почему же ребёнок вдруг стал так плакать?
Императрица никак не могла понять причину. Неужели ей придётся вернуть ребёнка? Она ни за что не хотела этого. Ши Пэйжоу явилась к ней во дворец, осмелилась нахамить и обругала её, а теперь императрица должна послушно вернуть ей ребёнка?
Императрица не могла стерпеть такого. Ребёнок был зарегистрирован под её именем, но не был её собственным. Если родная мать его не жалеет, то с чего бы ей жалеть?
Император Хуэй забеспокоился. Так дальше продолжаться не могло. Ребёнок уже плакал навзрыд, до судорог. Если он умрёт, будет очень плохо, ведь этот мальчик был таким хорошим, таким важным.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|