Кормилица держала Чжоу Ю на руках, а Наньчжи рядом трясла погремушкой, забавляя младенца. Она взглянула на отца-императора, который закрыл глаза, погрузившись в дрёму, и подумала, какой же он умный. Она всё ещё ломала голову, как бы предупредить его, что принц Нин воспользуется её младшим братом, а он уже взял и забрал братика.
Наньчжи моргнула и уставилась на императора Хуэя. Он открыл глаза:
— Что такое?
— Папочка, у тебя всё ещё болит голова? — заботливо спросила Наньчжи.
Император Хуэй невозмутимо ответил:
— Ничего страшного. Хоть и болит, но терпимо.
Когда боль терзала голову, ему хотелось отсечь её. Император Хуэй посмотрел на своего сына, который играл с погремушкой и пускал пузыри. Он подумал: Ши Пэйжоу принесла духовную эссенцию ещё из утробы матери, и этот мальчик Чжоу Ю был рождён Ши Пэйжоу. После его рождения духовная эссенция исчезла, не перешла ли она к сыну?
Император Хуэй взял ребёнка у кормилицы, потряс его, словно чайник с водой, а затем приблизился и понюхал. Его обдало сильным запахом молока, и мужчина с отвращением отстранил мальчика подальше.
— Папочка, ты так братика покалечишь, — тихо произнесла Наньчжи, глядя на отца. — Зачем ты братика мучаешь?
Император Хуэй без особого беспокойства сунул ребёнка обратно кормилице, немного поел и покинул Дворец Юнчунь.
Наложница Сянь смотрела на ребёнка, который быстро ползал и весело смеялся, пуская слюни. Она не могла не пробормотать:
— Что же на самом деле задумал император?
Она посмотрела на дочь и спросила:
— Как ты думаешь, что на уме у твоего отца-императора? Отдаст ли он мне этого принца на воспитание?
Воспитание принцев — это в первую очередь обязанность императрицы. Императрица, будучи законной матерью, воспитывает всех детей гарема. Но император принёс ребёнка во Дворец Юнчунь, не означает ли это, что он хочет, чтобы его воспитала наложница Сянь? Она смотрела на пухлого, румяного принца, и её глаза сияли.
Наньчжи покачала головой:
— Не знаю.
К вечеру ещё не успевшего обжиться младенца отнесли во дворец императрицы, отчего наложница Сянь вздохнула:
— Я так и знала, что так будет. Какое разочарование! Как и следовало ожидать, раз ребёнок не мой, то и все блага пройдут мимо.
Наложница Сянь недоумевала: с тех пор как она родила дочь, она больше не беременела. Неужели ей суждено в этой жизни иметь только одного ребёнка?
Наложница Сянь обняла свою дочь. Наньчжи выпятила губы и поцеловала мать-наложницу в щёку:
— Я всегда буду рядом с матушкой.
— Прямо-таки всегда?
«Тебе предстоит выйти замуж и родить детей», — мысленно вздохнула наложница Сянь про себя. Подумать только, дочь будет проводить с ней всё меньше времени. В пятнадцать-шестнадцать лет начнётся сватовство.
Разобравшись с делами братика, Наньчжи расслабилась и мысленно попросила одобрения у Системы.
Брат Система мог только похвалить малышку:
«Неплохо, неплохо, очень неплохо».
Это было чистое везение, как слепому коту мёртвую мышь поймать. Император Хуэй не был глупцом, и даже если он сомневался, он не осмелился бы отдать собственного ребёнка Ши Пэйжоу на воспитание.
Прецеденты, когда малолетний принц восходил на трон, а государственная власть оказывалась в руках вдовствующей императрицы и регентов-министров, уже бывали. Более того, император Хуэй забрал ребёнка, вероятно, с мыслью получить духовную эссенцию от него, чтобы облегчить свою головную боль. Но Брат Система ничего не сказал, просто смотрел, как ребёнок беззаботно веселится.
Ши Пэйжоу проснулась, и узнав, что её сын находится во дворце императрицы, почувствовала себя совершенно ужасно. Императрица была законной супругой правителя, на ней лежала обязанность воспитывать детей гарема, и она по праву имела все права на ребёнка. Даже если бы наложница пошла просить ребёнка у императрицы, её бы спровадили, не нарушив никаких правил. Ши Пэйжоу сломалась. Её ребёнок… Как же всё дошло до такого?
Она чувствовала, как невидимая рука тащит её в бездну, холодные воды поднимались выше головы, угрожая поглотить её.
Почему? Что это за место такое жестокое? Мужчины бессердечны и ненасытны, а женщины сражаются между собой, как смертельные враги.
Она ничего не сделала плохого, а эти люди хотят причинить ей боль, отнять её вещи, отнять её ребёнка.
Проклятое место! Ши Пэйжоу хотелось поджечь его, её ненависть была так велика, что ей хотелось утащить всех за собой на смерть.
Все. Все в этом дворце не выносили её благополучия.
Ши Пэйжоу поднялась с кровати и бросилась к Залу Мингуан, где, кланяясь и плача, умоляла императора Хуэя вернуть ей ребёнка.
Она надрывалась от криков перед дверью, но в Зале Мингуан не было ни малейшего движения. Придворные евнухи у входа тоже склонили головы, оставаясь равнодушными к воплям Ши Пэйжоу, словно деревянные истуканы.
В сердце Ши Пэйжоу образовалась огромная дыра, и в неё хлынул холодный ветер, принося боль и стужу.
Она не могла понять, почему ей приходится терпеть все эти страдания и невзгоды.
Где-то глубоко внутри она чувствовала, что её жизнь не должна быть такой ужасной. Её духовной эссенции не стало, её ребёнка отняли, и её красоты тоже не осталось.
Ничего не осталось.
Без поддержки духовной эссенции Ши Пэйжоу чувствовала, что не может ступить и шагу. Злоба императорского дворца обрушивалась на неё, и тысячи трудностей вставали на её пути.
Она бросила взгляд на Зал Мингуан, встала и ушла. Император был холоден и безжалостен, мольбы были бесполезны; ей оставалось полагаться только на себя.
Здесь без интриг действительно не выжить.
После мольбы у Зала Мингуан Ши Пэйжоу больше не подавала голоса. Она спокойно сидела в своём дворце, тихо-тихо. Смирилась ли она с судьбой или замышляла что-то, весь дворец ждал шагов Ши Пэйжоу. Казалось, это было затишье перед бурей.
Император Хуэй заметил одну вещь: хотя духовной эссенции не было, если он проводил время с ребёнком, рождённым Ши Пэйжоу, головная боль немного отступала.
Такая странность заставила императора Хуэя ещё сильнее сомневаться в происхождении Ши Пэйжоу. Что за чертовщина? Лекарства не помогают, а просто присутствие человека — и всё в порядке. Что же это за болезнь такая у него, что приходит, когда ей вздумается, и уходит, когда пожелает!
Император Хуэй чувствовал, что его головная боль словно кисть для указов: при необходимости её достают и пользуются, а за ненадобностью откладывают.
Император Хуэй снова стал ежедневно ходить во дворец императрицы, и по гарему пошли слухи, что императрица вернула себе благосклонность супруга. Точнее говоря, это была не благосклонность, а гармония между императором и императрицей.
Из-за такой странности император Хуэй вынужден был отправиться к высокопоставленному монаху, чтобы тот предсказал его судьбу или дал совет. Монах посмотрел на маленького принца Чжоу Ю, вгляделся в ауру вокруг ребёнка, и сказал лишь, что принц рождён волей Небес и Земли, и что он хороший ребёнок.
Ребёнок, вскормленный духовной эссенцией, обладал великой удачей. Император Хуэй, привлекая этого ребёнка к себе, незримо притягивал к себе и нечто таинственное и непостижимое.
Император Хуэй посмотрел на сына, который грыз свои маленькие ножки. Если это так, то тем более нельзя возвращать этого ребёнка Ши Пэйжоу.
Император Хуэй прямо сказал императрице:
— Этот ребёнок будет записан под твоим именем, он будет твоим сыном, законным наследником.
Императрица одарила его нежной улыбкой и ласково посмотрела на крепкого, здорового ребёнка:
— Хорошо. Отныне он будет моим сыном. Только пусть наложница Ши остаётся в живых, пусть живёт долго-долго. Если она умрёт, то потом станут говорить, что я убила мать, чтобы забрать ребёнка, и что мы с сыном на самом деле не семья, а враги.
Император Хуэй:
– ...
Императрица совсем отчаялась, раз позволяет себе такие беспардонные слова?
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|