Глава 2. Слёзы

— Сун Ци, я в туалет, ты со мной?

— ...Хорошо.

Лю Инъин взяла соседку по парте за руку, и они оживлённо вышли из класса.

Последние несколько дней Чжоу Цзяньси наблюдал за Сун Ци. Ему было очень любопытно, о чём думает эта девушка.

С одной стороны, она выглядела такой послушной и скромной, а с другой — оставила в его тетради такую немыслимую записку. Он никак не мог поверить, что это написала она.

Он заметил, что её жизнь текла как обычно, без малейших признаков тревоги после совершённой проделки.

Сначала он немного злился, хотя и не собирался особо придираться к девушке.

— Цзяньси, я договорился с Ян Юэ и остальными, сыграем пару раундов после уроков? — подмигнул ему одноклассник.

Чжоу Цзяньси понял, о чём он говорит, и махнул рукой:

— Я не пойду, играйте сами.

— Ладно, забыл, что ты у нас прилежный ученик, недостойны мы, — парень картинно утёр несуществующие слёзы.

Чжоу Цзяньси бросил на него пренебрежительный взгляд, мол, «ну ты и актёр».

В понедельник рано утром в школе проходила церемония поднятия государственного флага, и вся школа мёрзла на спортивной площадке.

Приближался декабрь, дул пронизывающий северный ветер, от которого стыла кровь.

Сун Ци надела школьную форму поверх тёплой куртки, но всё равно лицо горело от сухости и холода, а ноги онемели.

Чжоу Цзяньси стоял под флагом и выступал от имени их 12-го класса первого года обучения. Он был одет в аккуратную школьную форму, стоял прямо.

Его руки покраснели от холода, но голос звучал по-прежнему чисто и уверенно, без тени гордости или нетерпения.

Как только церемония закончилась, Лю Инъин потащила Сун Ци обратно в класс. Сегодня была их очередь дежурить, но из-за церемонии они отложили уборку.

Сун Ци отвечала за уборку в коридоре. Собрав мусор, она начала мыть пол шваброй, спускаясь этаж за этажом.

В это время кто-то поднимался по лестнице. Сун Ци посторонилась, чтобы пропустить его.

Случайно подняв глаза, она увидела Чжоу Цзяньси.

Он, видимо, только что вышел из учительской, держа в руках стопку каких-то брошюр.

Они не поздоровались. Чжоу Цзяньси прошёл мимо неё.

Сун Ци опустила голову и продолжила свою работу.

— Зачем ты это сделала?

Сун Ци с недоумением обернулась и увидела стоявшего на ступеньку выше Чжоу Цзяньси, который холодно смотрел на неё.

Она указала на себя:

— Староста, ты со мной разговариваешь?

Чжоу Цзяньси молча смотрел на неё. Она тоже молчала.

Наконец, он повторил:

— Зачем ты написала ту записку?

— Я не понимаю, о чём говорит староста.

— Не торопись отрицать. Почерк на записке точно такой же, как тот, что я видел у тебя в тот раз.

Она опустила голову и молчала.

Чжоу Цзяньси смягчил тон:

— Я не виню тебя, просто хочу знать, может, ты неправильно меня поняла и сделала это импульсивно...

Девушка резко подняла голову. Её глаза покраснели и наполнились слезами. Он на мгновение потерял дар речи.

— Староста безапелляционно заявляет, что это я написала какую-то записку, говорит, что почерк точь-в-точь мой. Староста что, сверял каждую букву с моим почерком? Или просто из-за сходства решил возвести на меня необоснованное обвинение? Если староста мне не верит, я сейчас принесу свои тетради, и ты сам всё проверишь.

Она бросила швабру и пошла наверх, словно действительно собиралась принести доказательства своей невиновности.

Он поспешно схватил её за руку:

— Я не говорил, что не верю тебе.

Она обернулась. Слёзы одна за другой катились из её глаз, полных обиды.

Он почувствовал необъяснимое волнение, и его охватило чувство вины.

Не перегнул ли он палку?

— Староста, я не знаю, что было написано в той записке, но, судя по твоему серьёзному виду, это что-то плохое. Неужели ты думаешь, что я такой человек? — Девушка опустила глаза, на её длинных ресницах всё ещё дрожали слезинки.

Чжоу Цзяньси потерял дар речи. Он не удержался, поднял руку и осторожно стёр слезинку с её ресницы, с трудом выговорив:

— Прости, это моя вина. Не плачь.

Он только сейчас понял, что совершенно не знает, что делать, когда девушка плачет.

Сун Ци устало вернулась домой. Утром её продуло холодным ветром, потом она ещё и поплакала — теперь голова раскалывалась.

Положив учебники на журнальный столик, она налила себе чашку горячего чая.

Старик, лежавший на диване, пнул её по ноге:

— А ну, паршивец, отойди, загораживаешь телевизор.

Она бросила на него быстрый взгляд:

— Целыми днями смотришь эту ерунду, я уже все реплики наизусть выучила, а ты так ничего нового и не увидел.

— Эй, ты, соплячка, что ты понимаешь? Без Революции откуда у тебя нынешняя хорошая жизнь...

Сун Ци зажала уши и ушла в свою комнату.

В обеденное время Сун Ци увидела на столе тарелку зелени и миску прозрачного супа и поняла, что старик снова выражает своё недовольство.

Она выдвинула стул и принялась за еду. Из телевизора по-прежнему доносились звуки выстрелов и крики солдат.

В этот момент в комнате старика раздался мелодичный полифонический рингтон телефона «Сяолинтун», смешиваясь с шумом телевизора.

Старик, не отрываясь от еды, скомандовал:

— Иди ответь.

Она ничего не сказала, отложила палочки и пошла в комнату за телефоном.

Увидев знакомый номер, Сун Ци помрачнела и сбросила вызов.

Старик зачерпнул ложку супа. Он слышал, как телефон снова зазвонил после сброса, потом снова был сброшен, и так раз за разом.

— Алло, что нужно?

Через некоторое время девушка в комнате наконец ответила ледяным тоном:

— Если она не боится, что я её доконаю, мне всё равно.

Она вернулась к столу и, снова взявшись за еду, сказала:

— Сун Цинь приезжает. Твоя хорошая жизнь закончилась.

Старик: ...

Кто такая Сун Цинь?

Её сестра, разнояйцевая близняшка.

Хотя они родились вместе, казалось, что Сун Цинь украла у неё все питательные вещества и красоту. Густые брови, большие глаза, чёрные волосы — она была красива с самого детства.

А она сама — с желтоватыми волосами, худенькая, ничем не примечательная.

Кроме ума, Сун Цинь превосходила её во всём, включая безграничную родительскую любовь.

Послушная, покладистая — это были ярлыки Сун Цинь. Угрюмая, молчаливая — это были её ярлыки.

При таком сравнении неудивительно, что её с детства отдали старику, и никто ею не интересовался.