Глава 134. А не прочесть ли вам отрывок из даосского канона？

«Он излучает божественную гармонию!»

«Скорость получения очков познания — миллион в секунду!»

«Что это за небожитель?!»

Ли Юнь остолбенел. Его сердце-предатель заколотилось как бешеное, словно у юнца, впервые увидевшего богиню своей мечты. Он был совершенно не в силах себя контролировать.

В голове тут же защелкали невидимые счеты.

Одна секунда — миллион. Один час — три целых шесть десятых миллиарда! Три часа — десять целых восемь десятых миллиарда!

Это означало, что если он просидит рядом с этим небожителем всего три часа, его «Техника, Идущая Против Судьбы» достигнет уровня Идеала! Больше не придется до рези в глазах всматриваться в древний меч, выжимая из него жалкие десять тысяч очков в секунду.

Перспектива была просто восхитительной!

Но вместе с тем его охватил страх.

До этого момента самым могущественным мастером, которого он встречал, был глава Секты Небесного Воинства, Чэнь Цзюсюй. А он, между прочим, входил в список ста величайших Верховных Империи Темной Луны, то есть был одним из сильнейших воинов на всех двенадцати землях государства.

Но даже от такого великого мастера Ли Юнь не ощущал божественной гармонии.

А здесь, в заброшенном горном храме, он столкнулся со старым даосом, который буквально излучал ее.

Что это могло значить?

Либо этот старик обладал какой-то уникальной особенностью, либо он был затворником, чья сила на порядок превосходила мощь самого Чэнь Цзюсюя!

Первый вариант еще куда ни шло, но если верен второй… черт, такого лучше не злить! Да он одним выдохом сотрет его в порошок.

И потому…

В то же мгновение Ли Юнь вскочил.

Он подошел к старому даосу с самым смиренным выражением лица, а в его глазах читалось почтительное благоговение.

— Почтенный, вы слишком добры ко мне. На самом деле я просто шутил со своей старшей. Не принимайте всерьез ребяческую болтовню, прошу вас, не смейтесь надо мной.

Ради того, чтобы подобраться к старику поближе, Ли Юнь был готов на все. Поравнявшись с даосом, он протянул руку, чтобы поддержать его.

— Позвольте, почтенный. Земля здесь неровная, ходить опасно. Я помогу вам.

Старик рассмеялся и легким движением метелки преградил путь его руке.

— Не стоит так беспокоиться, юноша. Хоть я и стар, но еще не настолько, чтобы нуждаться в поводыре.

Ли Юнь смущенно улыбнулся и, не настаивая, убрал руку.

Он понимал: таким небожителям можно льстить и оказывать знаки внимания, но в меру. Главное — не перестараться, иначе вместо благодарности можно и копытом в лоб получить.

Поэтому он тут же сменил тактику.

— Да, да, простите мою бесцеремонность, — зачастил он. — Весь ваш облик говорит о духе бессмертного и стати мудреца, что живет в уединении, созерцая восход солнца и закат луны. Куда уж мне, простому юнцу, предлагать вам свою помощь.

— Ох… что ж ты за паренек такой? Как рот откроешь, так одни любезности, — усмехнулся старик. — Уж не решил ли ты, что я какой-нибудь великий мастер-отшельник, и теперь пытаешься ко мне подлизаться в надежде, что я обучу тебя какой-нибудь несравненной технике? Если так, то оставь эти мысли. Я не мастер-отшельник. Я даже не воин. Я всего лишь послушник, которого приютили в этом храме еще в детстве. Теперь я состарился и просто доживаю здесь свой век.

Ли Юнь на миг замер.

Старик — не воин?

Как такое возможно? Откуда тогда эта невероятная божественная гармония?

Впрочем, он тут же решил, что это, должно быть, просто старческая скромность. Да и какая ему, в сущности, разница, воин он или нет? Он же не собирался набиваться к нему в ученики. Все, что ему было нужно, — это спокойно провести рядом с ним несколько часов и накопить заветные десять миллиардов очков познания!

— Что вы, почтенный, вы меня не так поняли, — поспешил заверить его Ли Юнь. — У меня и в мыслях такого не было. На самом деле, это я должен перед вами извиниться. Мы со старшей сестрой — ученики Секты Небесного Воинства. Мы вышли немного развеяться, но по неосторожности попали в беду. В панике, не разбирая дороги, мы укрылись в этом храме. Мы думали, что он пуст, и не знали, что это ваши владения. Прошу, простите нашу бесцеремонность…

Говоря это, Ли Юнь отвесил старику глубокий поклон.

Он был так вежлив, что не только даос, но и стоявшая рядом Чжан Жохань опешила. Она никак не могла понять, с чего это Ли Юнь вдруг стал таким бесстыжим подлизой.

Впрочем, она знала, что он редко делает что-то без причины. Вероятно, он и впрямь заметил в этом месте нечто необычное.

В конце концов, старик неизвестного возраста, в одиночестве живущий в заброшенном горном храме… кто поверит, что он — простой человек?

Лучше проявить осторожность.

Поэтому Чжан Жохань тоже подошла и вежливо поклонилась даосу в знак приветствия.

Увидев это, старик расплылся в довольной улыбке.

— Какие же вы славные молодые люди, редкость в наши дни, — вздохнул он. — До вас сюда тоже забредали воины, но с ними… эх, и говорить не хочется. Сначала они, как и вы, рассыпались в комплиментах, принимая меня за какого-то великого отшельника. Но стоило им узнать, что я не владею даже простейшими боевыми приемами, как их лица тут же менялись. Они начинали помыкать мной, требовать то вина, то еды. А когда я подавал им свой обычный суп из диких трав, они морщили носы и в итоге зарезали моих кур-несушек… Я так горевал, что несколько дней места себе не находил, думал, сам вслед за ними отправлюсь.

— Тьфу! — праведно возмутился Ли Юнь. — Что за мерзавцы! Почтенный, скажите, как их звали и откуда они были! Если я их когда-нибудь встречу, то непременно отомщу за вас!

— Эх, да ладно, что уж теперь. Все в прошлом. К тому же я стар, память плохая, давно забыл их имена, — отмахнулся старик. — Как говорится, когда сердце свободно от мирских забот, оно обретает покой. Мне уже много лет, долго не протяну. Все мы рано или поздно станем горстью праха, так зачем же перед смертью обременять себя лишними тревогами?

— Э-э… Почтенный, вы… вы достигли истинного просветления, — с восхищением произнес Ли Юнь.

— Просветления? Нет. В молодости в этом храме я был не один. Кроме настоятеля, у меня была целая орава старших и младших братьев. Каждый день настоятель читал нам даосские каноны, а я был самым бестолковым. Вечно все путал и не мог запомнить. Из всех учеников меня чаще всего колотили палкой, а братья только и делали, что смеялись надо мной. Тогда я злился, считал, что настоятель несправедлив, даже ненавидел его… И вот теперь, словно очнувшись от долгого сна, я понимаю, что те мгновения, которые так злили меня в юности, стали самыми дорогими воспоминаниями!

Он говорил, и на его лице проступила грусть.

— Как бы я хотел вернуться в то время… Я бы больше не злился. Я бы усердно учил каноны, что передавал нам настоятель… И пусть я был бы глуп, пусть братья смеялись бы надо мной — какое это имеет значение? Но, увы, это невозможно…

Старик говорил и говорил, увлекшись воспоминаниями, но вдруг спохватился.

— Ох… простите старика. Совсем заболтался. Старость — не радость, вечно тянет на воспоминания. А вы мне ни родня, ни ученики, а вынуждены слушать мою болтовню… Право, мне очень жаль.

Он помолчал и вдруг предложил:

— А знаете что? В качестве извинения, хотите, я прочту вам отрывок из даосского канона, которому меня учил настоятель в молодости?