Даже в первоисточнике Генрих всегда вел себя и говорил грубо и высокомерно, что всегда выводило Сислина из себя и вызывало еще больше разрушений.
Когда я читала роман, честно говоря, такие персонажи мне правда нравились.
Меня влекло к высокомерным и грубым героям.
Но…
Сложно было смотреть, как мой любимый упрямец встает на «путь страданий» прямо у меня на глазах.
– Я не дружу с грязными ублюдками.
Ах. Пожалуйста, хватит.
Но этот проклятый чихуахуа не умел держать свой темперамент под контролем.
Генрих только ухмылялся, а затем, наконец, он подошел и толкнул Сислина.
– Сестра моя, пошел вон.
– Генрих!
Подумав об этом, я остановила его.
В течение этого времени Генрих практически забрал меня в свою полную собственность в Саду. Я должна была заботиться только о Генрихе, который был особенно чувствителен и придирчив и любил прятаться от всех.
Не в этом ли причина?
Генрих выглядел, как злой кот-вожак, заметивший, как новая кошка проникает на его территорию.
Поскольку Сислин обладал низкой самооценкой и был интровертом, вероятно, он был шокирован поведением Генриха.
«Я не могу…»
Однако мои ожидания и реакция Сислина оказались диаметрально противоположными.
Сислин не дал себя оттолкнуть, он крепче сжал мою руку и посмотрел на Генриха.
Затем он тихо спросил, моргая рубиново-красными глазами:
– С чего это Аннетт – твоя?
– …
Когда Сислин так спокойно задал этот вопрос, Генрих на мгновение словно онемел, что не походило на его обычную уверенность в себе.
– Потому, потому… – уши Генриха покраснели. – Потому что я, когда вырасту, женюсь на сестре!
Я удивилась, услышав это.
Я на такое не соглашалась!
Сислин неподвижно смотрел на Генриха, как бы тот ни шипел ему в лицо. Затем он спокойно ответил:
– Обычно сестрам и братьям нельзя жениться друг на друге.
– Я!..
Фиолетовые глаза Генриха шокированно моргнули. Он моргал так, словно у него случился короткий когнитивный диссонанс. Затем он поспешно схватил меня за рукав и серьезно спросил:
– Сестра, это правда? Если я буду звать тебя сестрой, то нам нельзя будет пожениться?
– Эм, ну…
Я неловко отвела взгляд.
«Дети, вы считаете, что это единственная причина, по которой нам нельзя жениться?»
Когда я не дала четкого ответа, Генрих сменил направление атаки, поспешно ткнув в Сислина указательным пальцем.
– Но почему этот ублюдок не зовет тебя сестрой? Ему должно быть меньше двенадцати!
В Саду я, двенадцатилетняя, была самой старшей. Для того, чтобы пересчитать прожитые годы, мне хватило бы пальцев на двух руках и еще двух пальцев, но здесь я была самой старшей. Сислину и Генриху было по одиннадцать.
«Хм-м, этот протест обоснован».
Он называл меня просто «Аннетт», и мне нравилось это слышать, так что я не обращала внимания… Да и нечестно было бы настаивать на чем-то другом…
Но ради примирения с этим нужно было разобраться.
– Генрих прав. Сислину лучше было бы называть меня сестрой.
Сислин посмотрел на меня красными глазами, сверкающими между прядей черных волос. Затем он мягко уткнулся приятно пахнущей головой в мое плечо и закрыл глаза.
Он прошептал сладким, как спелая ягода, голосом, и его лицо вспыхнуло:
– Сестра…
В мгновение ока я вспыхнула, как вишневая конфета. Безумец, он соблазнил бы всех «старших сестер» мира.
«Такой милый. Наш малыш».
Генрих, смотревший на него, наконец, сел на место и разразился гневом:
– Эй, лучше зови ее как раньше!
* * *
Мне удалось успокоить Генриха, который не мог взять свой гнев под контроль, и отослать его в гостиную.
Он устроил сцену, расставаясь со мной, но тут я сказала:
– Я сегодня уложу тебя спать, обещаю.
Генриху особенно нравилось, как я его укладываю, так что он стал снова и снова спрашивать меня:
– Правда?
Затем он осмотрел комнату, как кошка, покидающая вкусную рыбу.
– Ух ты…
Я подумала, что сейчас случится что-то важное.
Я похлопала Сислина по плечу и прошептала:
– Он так говорит, но на самом деле его сердце доброе.
Хотя он и был к тебе зол в оригинале.
– Все дело в том, что его сердце так же изранено, как и у тебя, Сислин.
Если бы он рос в любви, то не стал бы таким ревнивцем.
Я понимала всю историю Генриха, но с точки зрения Сислина тот оказался очень злобным ребенком.
«Первое впечатление у каждого сложилось хуже некуда. Как с этим быть?»
Пока я всерьез размышляла, Сислин, все еще сидевший в кресле, спросил меня:
– Аннетт… Этот Генрих, он тебе нравится?
– Да.
В ответ на мой решительный ответ Сислин медленно опустил глаза и с омрачившимся лицом произнес:
– Понятно.
И тут…
*Стук…*
За дверью послышались шаги.
Эм, вот странно? Об этой комнате знали только я, Сислин и Генрих. Генрих вернулся?
Я медленно подошла, открыла дверь и выглянула в коридор.
*Шух…*
Затем я быстро заметила тень, завернувшую за угол коридора, и сглотнула слюну.
– Генрих?
Никто не ответил.
«Не стоит задерживаться тут надолго».
Каким ни был бы просторным особняк, тут было на удивление мало мест для пряток. Вокруг было много детей и много глаз, так что, если задержишься в одном месте надолго, то тебя могут найти в любой момент.
Прошло всего несколько дней, но безопаснее было бы перемещаться.
«За три дня я должна решить, где спрятать Сислина».
Размышляя дальше, я быстро встряхнула головой.
«Нет, чем скорее, тем лучше… Да, мы переместимся завтра».
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|