Хотя братья жили в разных городах – один в Пекине, другой в Ханчжоу – уже много лет, они поддерживали довольно тесную связь. Несмотря на словесные перепалки, Е Цю чувствовал, что по сути их братские отношения были довольно хорошими. Просто Е Сю с детства отличался от обычных детей, у него всегда было свое мнение.
Он не очень любил слушать родителей, к тому же отец воспитывал его довольно сурово...
Были годы, когда Е Сю приезжал домой на Новый год, но из-за ссор с отцом атмосфера становилась напряженной, и младшему брату, Е Цю, оставалось только сидеть и смотреть на маму, чувствуя себя как на тонком льду.
Отцу не нравилось, что старший сын в столь юном возрасте начал курить, целыми днями только и делал, что играл в игры, занимался несерьезным делом, шел по кривой дорожке.
Е Цю за обеденным столом не смел и слова сказать. Он был младшим в семье, и хотя родители его баловали, его положение было очевидным. Пусть Е Сю был старше всего на несколько минут, пусть он был тем самым подлым и бесстыдным братом, который, казалось, вытолкнул его обратно в утробу матери, чтобы родиться первым, Е Сю все равно был старшим братом.
Несколько лет отец чаще всего повторял: «Не бери пример с Е Сю, посмотри, на что похож этот щенок?!»
Родной отец, что тут поделаешь? Когда он злился, приходилось терпеть, даже если он называл сына щенком.
Хотя Е Цю иногда и заступался за брата перед отцом: «Пап, ну что ты, брат все-таки три национальных чемпионата выиграл».
Тогда отец, нахмурив брови и выпучив глаза, отвечал: «Великое достижение, да? Вот когда он прославит страну, тогда я признаю его своим сыном, а пока – и не мечтай!»
Е Цю не смел перечить отцу, оставалось только молчать.
Хотя он видел, что в последние годы, когда Е Сю почти перестал приезжать домой, отец скучал по старшему сыну.
Но он, младший, не имел особого веса в семье, поэтому ничего не смел ни сказать, ни спросить.
Е Цю чувствовал, что ему очень тяжело. Он боялся, что один лишний вопрос – и отец обрушит на него шквал гнева.
Позже, когда он вырос, отец отправил его в военную академию. После выпуска, по настоянию семьи, он устроился на работу в государственное учреждение.
Денег много, работы мало, социальный статус неплохой.
Со стороны казалось, что ребенок семьи Е добился успеха.
А о его брате, Е Сю, наоборот, почти перестали упоминать.
Хорошо это или плохо, Е Цю и сам не знал. Он лишь чувствовал, что раз Е Сю сбежал, он не мог поступить так же. К тому же, он всегда был более послушным, не то что Е Сю – задира, со множеством идей в голове.
Иногда Е Цю думал, что раз уж старший брат сбежал, на него неизбежно легла оставшаяся половина семейной ответственности. Что тут поделаешь?
Ничего не поделаешь. В детстве он, конечно, обижался на Е Сю, но повзрослев, стал относиться к этому спокойнее. Кроме его украденного удостоверения личности, накопленных за три года карманных денег и тщательно собранного для побега багажа – всего его состояния, которое он копил много лет.
Каждый раз, вспоминая об этом, он чувствовал досаду.
Злость.
Но это было бесполезно.
Каждый раз, вспоминая эту дурацкую историю, Е Цю глубокой ночью ворочался в постели, не находя себе места.
Обида никак не проходила.
В голове постоянно ревело: «Негодяй Е Сю!!! Верни мое удостоверение, багаж и мою копилку-свинку!!!»
И вот Е Цю исполнилось двадцать пять. Окончив военную академию и вернувшись домой после перевода по службе, он не успел и нагреть стул на новом рабочем месте, как вступил в следующий, крайне непростой этап своей жизни.
— Цю-Цю, пора бы тебе найти пару, — сказала ему бабушка по материнской линии.
Бабушка была уже в преклонном возрасте, зубные протезы еще не поставила, говорила шепеляво, и «Цю-Цю» звучало как «Цюцю» (Шарик).
Иногда бабушка из-за возраста путала людей и звала его Сю-Сю: «Сю-Сю, когда ты уже из Ханчжоу приведешь девушку, чтобы бабушка посмотрела?»
Ну да, кота, которого держала бабушка, как раз звали Цюцю.
Иногда ему даже приходилось убирать за ним лоток.
Е Цю было тоскливо.
Е Цю было обидно, но он молчал.
Затем опомнились и мама с папой Е.
Молодой человек в расцвете сил, весна пришла – действительно, настала пора любви.
Родители смотрели на него уже по-другому.
В такие моменты Е Цю каждый вечер, лежа в постели, внешне спокойный, но с бурей в душе, подобной ненависти фанатов «Бату» к Е Сю, начинал мысленно поливать грязью своего родного брата в течение получаса.
Из-за хорошего воспитания он не мог выкрикнуть что-то вроде «Твою мать! Верни деньги! Твою мать, вернись обратно в утробу!». Ему оставалось лишь выбирать из таких ругательств, как «подонок», «паршивец», «негодяй», «ублюдок Е Сю, бесстыдник», «мерзкий бесстыдник», «чтоб ты сдох», и некоторых проклятий фанатов «Бату», стараясь при этом не задеть своих собственных родителей и себя.
Ведь фанаты «Бату» столько лет ругали именно его, Е Цю.
Е Цю было горько. Он молча кусал уголок одеяла, которое мама купила ему летом.
Столько лет проклятия, которые его одноклассники-фанаты «Бату» обрушивали на фальшивого Е Цю, снова ложились на плечи настоящего Е Цю.
Можно было не гадать, он знал: Е Сю наверняка вел себя так, будто ругань «Бату» в адрес Е Цю не имела к нему, Е Сю, никакого отношения.
Подумав об этом, Е Цю перевернулся на другой бок и снова почувствовал непреодолимое желание завыть.
(Нет комментариев)
|
|
|
|