Наконец-то

Наконец-то

Я больше не хочу скрывать его имя: Шу Чэнь.

Этот человек, Шу Чэнь, — моя самая большая ошибка, причина, по которой я, протрезвев, снова хочу опьянеть.

Я хочу обвинить его.

Обвинить…

В том, что его двусмысленность породила во мне столько иллюзий.

Обвинить…

В том, что он усомнился в моей симпатии, когда я признавалась.

А потом снова и снова потворствовал моей необузданности, не вычеркнул меня окончательно из своего мира.

Я виновата, но и он тоже.

Если мы сможем встретиться снова, я выплесну все свое недовольство.

Пьедестал — не его место.

Он должен остаться среди людей, остаться рядом со мной.

Я не хороший человек, эгоизм и корысть — мое второе имя.

Я день и ночь жду, когда его стащат с пьедестала, и он столкнется со мной — мной в самом расцвете сил. Осознает ли он в этот миг? Пожалеет ли?

Он не вспомнит, как я выгляжу, но я должна вырезать его образ в своей памяти, ради этого дня, чтобы узнать его и вволю посмеяться.

Я должна сохранить этот образ — той, кому нужен только он. Встречая старых одноклассников, изображать безмерное сожаление, рассказывать им, как он был хорош, постоянно говорить о нем, чтобы они передали ему.

Раз уж я не могу его забыть, не могу развязать этот узел в сердце, то и он пусть не смеет забывать.

Пусть жизнь понемногу сломит его, пусть небеса перестанут его защищать. И тогда он вдруг поймет, что был кто-то, кто так его любил, захочет вернуть, но будет слишком поздно — вот это будет хорошо.

Но... увидит ли он за этими преувеличенными, искаженными словами мою искренность?

Если бы он был просто моим соперником, проигравшим на один ход, я бы великодушно признала поражение и приняла его, чтобы в следующий раз отыграться.

Но когда вмешиваются чувства, когда смешиваются негативные эмоции и трепет сердца, это неизбежно становится тупиком, и единственный выход — взаимное уничтожение, битва не на жизнь, а на смерть.

Есть тысячи способов отомстить. Фортуна переменчива, когда-нибудь очередь дойдет и до него.

Но разум подсказывает: если я вечно буду растерянной и покорной чужой воле, я ничего не добьюсь.

Навязчивость — какой искусный и бесполезный метод. Навязчивость — мое главное оружие против него.

Раньше я навязывалась ему, думая, что пусть хоть так, в этой неопределенности, но он еще не окончил учебу, как уже забыл меня начисто.

Если бы его попросили дать мне оценку, он, вероятно, назвал бы меня «соперницей, не умеющей проигрывать»; теперь я все так же хочу навязаться ему, через чужие слова, стать для него чем-то вроде привычки. Сможет ли он тогда забыть, даже если захочет?

Я, которая из-за него никак не может выбраться из этих чувств; я, которая все еще считает его лучшим, несмотря на его неизменную холодность; я, которая думает о нем, но боится его потревожить; я, которая видит в нем сокровище — кого из этих «я» он сможет забыть?

Любовь и ненависть — самые простые для разрешения чувства. Переплетение любви и ненависти — вот что разрешить труднее всего. Но что делать с моим состоянием, бесконечно близким к любви и ненависти, но не являющимся ни тем, ни другим?

(Конец)