Глава 74. «Сяовэй»

Глава 74. «Сяовэй»

На следующее утро, в семь часов, луна, нанеся лёгкий макияж, уже готовилась скрыться за горизонтом, а солнце лишь робко выглядывало.

Всю комнату 520 разбудили наперебой звонящие будильники.

Парни нехотя вставали с кроватей. За три месяца летних каникул они привыкли просыпаться к полудню, но, согласно инструкции, в восемь тридцать уже нужно было стоять в строю на плацу. Поэтому, ворча, они натягивали камуфляжную форму, которая была ещё мешковатее школьной.

Около семи двадцати парни из общежития «Дунъюань», подпоясавшись кое-как болтающимися ремнями и нацепив камуфляжные кепки, которые никак не сидели ровно, поплелись завтракать в столовую.

По дороге они приветствовали одноклассников — всё равно все выглядели одинаково уродливо, так что особой неловкости никто не чувствовал.

После завтрака они прибыли на стадион и под руководством нескольких преподавателей нашли место своей группы. После вчерашнего собрания, где все увидели друг друга без прикрас, парни не питали особых надежд по поводу внешности девушек из их группы.

Чэнь Чжао, спрятавшись под козырьком кепки, дремал. Вдруг где-то началось какое-то оживление, и он услышал, как несколько парней зашептались: «Красавица… какая красавица…»

Лю Цимин, сидевший рядом, тут же с восторгом приписал заслугу себе:

— Ну что, я же говорил, что в финансовой группе есть настоящая красавица, а вы не верили…

Чэнь Чжао, не открывая глаз, понял, что это была Сун Шивэй. Несколько групп из Института Линнань были расположены рядом, и, скорее всего, военную подготовку они тоже будут проходить вместе.

Появление Сун Шивэй произвело на жарком и унылом плацу эффект разорвавшейся ядерной бомбы.

Без дыма, без взрывной волны, но с ударной волной, которая, начавшись от финансовой группы, постепенно распространилась по всему Институту Линнань и даже дальше.

Волнение парней удалось унять, лишь когда на трибуну вышел ректор для своей речи.

Ректор университета Чжуншань занимал должность на уровне заместителя министра, но юным студентам было не до его зачитываемого по бумажке доклада. Про себя они лишь ругались, считая его ужасно нудным.

Чэнь Чжао умел находить радость в мелочах. Слушая речь ректора, он размышлял, как бы он сам написал этот доклад, чтобы сделать его лучше.

Ближе к девяти речь ректора и торжественное открытие военной подготовки наконец закончились. За группами стали по очереди подходить инструкторы.

Когда они проходили мимо финансовой группы, чувствовалось, как парни в строю заволновались. Хотя все старались смотреть прямо перед собой, их взгляды то и дело косили в одну точку.

Камуфляжная форма — это такая одежда, в которой 95% людей превращаются в бесформенные комки.

Но не девушки с фигурой как у Сун Шивэй.

Её изящная лебединая шея была тонкой и длинной, линия безупречно белого подбородка — плавной, словно выточенной резцом. Губы маленькие, но алые и пухлые. Светло-карие глаза, ясные и спокойные, излучали холодный свет, похожий на отблеск солнца на плавучей льдине.

Даже Чэнь Чжао признавал, что внешность Сун Шивэй была неотразимой. Она просто спокойно стояла, и одно это уже заставляло многих парней испытывать необъяснимый комплекс неполноценности.

К тому же, в кампусе университета Чжуншань не было своей «Юй Байбай», так что найти кого-то, кто мог бы составить ей конкуренцию, было действительно сложно.

***

Затем для каждой группы началась сама военная подготовка.

Для студентов в этом не было ничего нового, ведь большинство проходили через это ещё в старшей школе: «смирно», «вольно», стойка по стойке смирно, кричалки «раз-два-три-четыре», строевой шаг, парадный шаг…

Поначалу всем было интересно, но вскоре энтузиазм угас. Иногда казалось, что инструктор просто издевается.

Он любил делить группу на две шеренги и заставлять их маршировать парадным шагом навстречу друг другу.

Каждый раз, глядя на эти не очень знакомые, но уже узнаваемые лица, Чэнь Чжао от неловкости мог прорыть в земле трёхкомнатную квартиру.

К счастью, первая половина дня была адаптационной. Иногда, заметив, что все сильно вспотели, инструктор разрешал отдохнуть на месте.

В такие моменты даже случайный порыв ветерка казался Чэнь Чжао величайшим наслаждением в мире.

Однако некоторые студенты в группе были родом с севера и не привыкли к гуанчжоускому лету.

Чэнь Чжао похлопал Лю Цимина по плечу и сказал:

— Может, пройдёмся, спросим, нет ли у кого-то недомогания?

Лю Цимин жадно пил воду. Услышав предложение Чэнь Чжао, он сначала взглянул на Кан Лянсуна и увидел, что тот уже вымотался, как маленький перепуганный перепел, и сидел, опустив голову и закрыв глаза.

Раз главный конкурент не шевелился, Лю Цимин не захотел делать лишних движений и покачал головой:

— Да ладно, если кому-то станет плохо, он сам скажет.

Чэнь Чжао улыбнулся:

— Тогда я сам схожу. Заодно произведу хорошее впечатление на девушек.

Лю Цимин усмехнулся. Этот Чэнь Чжао, хоть и местный, гуанчжоуский, а вёл себя так, будто света белого не видел. В их группе и красавиц-то не было, перед кем он лебезил?

Чэнь Чжао не обратил на него внимания. Он быстро прошёлся по строю, тихо спрашивая:

— Никому не плохо? Если почувствуете тошноту, обязательно скажите заранее, не терпите…

Инструктор, увидев это, решил, что Чэнь Чжао — староста, и не стал его останавливать.

Заканчивая свой обход, Чэнь Чжао вдруг остановился перед одной девушкой.

Вчера, просматривая список контактов группы, он смутно припомнил, что она была из Цинхая, где климат совершенно не сравним с гуанчжоуским.

— Ты в порядке? — спросил он.

От неожиданной заботы девушка покраснела и молча кивнула.

Все видели поступок Чэнь Чжао, но из-за жары никто ничего не сказал.

Обойдя всех, Чэнь Чжао вернулся на место. В его поступке был и личный, и общественный интерес.

Личный интерес, естественно, заключался в доверии одногруппников и драгоценном голосе на будущих выборах.

Что до общественного, то он действительно беспокоился, что кто-то может получить тепловой удар, но будет упорно терпеть.

Раньше Чэнь Чжао и сам был из тех учеников, которые только и умели, что учиться, но были неразговорчивыми. Он помнил, как в средней школе ему захотелось в туалет на уроке, но он постеснялся сказать учителю, боясь нарушить порядок в классе.

В итоге он терпел целый урок.

Такие студенты — с хорошими оценками, но замкнутым характером — действительно умеют заставлять себя терпеть.

После небольшого отдыха тренировка возобновилась. В это время мимо плаца проходили старшекурсники.

В основном это были второкурсники, потому что четверокурсники писали диплом, третьекурсники готовились к аспирантуре или госслужбе, и только у второкурсников было столько свободного времени.

Они махали первокурсникам, смеялись, а некоторые, особо смелые, даже развязно свистели.

Казалось, у всех второкурсников в голове сидела одна и та же мысль: «Все первокурсницы — наши!»

Эта странная психология исчезала только к третьему курсу.

Рост Сун Шивэй выделял её из толпы, как журавля среди кур. Её быстро заметили, и вокруг стали собираться толпы скучающих старшекурсников, чтобы посудачить:

— «Блин, какая красивая первокурсница…»

— «И высокая какая, прямо как модель…»

— «С какого она факультета?..»

К обеду Чэнь Чжао уже сбился со счёта, сколько волн зевак прошло мимо.

«Пожалуй, Сун Шивэй станет знаменитой ещё до окончания военной подготовки», — подумал он.

За обедом, видимо, из-за тренировки, Чэнь Чжао почувствовал сильный голод, и на его и без того скудной столовской карте стало ещё меньше денег.

«Интересно, после военной подготовки нам выплатят «дембельские»?..» — вздохнул Чэнь Чжао, предаваясь несбыточным мечтам.

Быстро умывшись и переодевшись, он собрался лечь отдохнуть, но не забыл обменяться парой нежных фраз с Юй Сянь в их общем чате.

В результате Ван Чанхуа тайком написала Хуан Байханю в личку.

Ван Чанхуа: — Большой Хуан, с кем сейчас Чэнь Чжао на самом деле встречается?

Хуан Байхань: — В смысле?

Ван Чанхуа: — Раньше в школе ходили сумасшедшие слухи про Чэнь Чжао и Сун Шивэй, я из-за этого даже по морде ни за что получил, так что всегда думал, что они вместе. Но, судя по чату, у Чэнь Чжао более близкие отношения с Юй Сянь.

Хуан Байхань: — You ask me, me ask who?

Ван Чанхуа: — Ты тоже не знаешь?

Хуан Байхань: — Я правда не знаю. Я теперь так считаю: если он с Юй Сянь, я по умолчанию думаю, что они пара; если он с Сун Шивэй, я тоже по умолчанию думаю, что они пара.

Ван Чанхуа: — А если они втроём сойдутся?

Хуан Байхань: — Тогда БУМ!

Ван Чанхуа: — Взрыв?

Хуан Байхань: — Хе-хе..., да нет, вряд ли. Чэнь Чжао сейчас очень умный, он должен либо вовремя сделать выбор, либо избежать такой ситуации.

Ван Чанхуа: — Завидую Чэнь Чжао. Я бы тоже хотел встречаться с одной из Гуанчжоуского университета и с одной из Гуанчжоуской академии художеств.

Хуан Байхань: — Ума не хватит, ещё обманут.

***

Ван Чанхуа и Хуан Байханю не нужно было проходить военную подготовку, так что они могли болтать сколько угодно. А вот Чэнь Чжао, который поздно лёг и рано встал, действительно нуждался в отдыхе. Проснувшись, он всё ещё чувствовал, что не выспался.

Послеобеденная тренировка не принесла ничего нового. Её можно было описать одним словом: «усталость».

Зато новость о «невероятно красивой девушке из Института Линнань» разлетелась ещё дальше. Множество скучающих парней приходили, чтобы проверить, правдивы ли слухи.

Очевидно, на этот раз слухи не были преувеличением.

Вечером всех первокурсников института собрали в актовом зале на лекцию по основам национальной обороны, которую читал офицер средних лет.

После лекции первый день военной подготовки закончился. Чэнь Чжао, вернувшись в общежитие, тут же рухнул спать.

Второй день прошёл примерно так же, только вечером вместо лекции было новое мероприятие — смотр талантов.

Чэнь Чжао вместе со всеми спел пару песен — «Возвращение с полигона» и «Я — солдат». Он уже умирал от скуки, как вдруг раздался звук гитарного аккорда.

Он увидел, как парень с гитарой под ярким светом стадионных прожекторов идёт к соседней финансовой группе, напевая песню Хуан Пиньюаня «Сяовэй»:

***

Есть одна прекрасная девочка,

Её зовут Сяовэй.

У неё такие нежные глаза,

Она тихо украла моё сердце…

***

— Если этой хернёй он сможет добиться Сун Шивэй, — пробормотал Чэнь Чжао, давая шутливую клятву, — то я все свои долги жопой отдам!