XXIX

Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.

Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько-нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.

— Françai ou prince ru e incognito1, — сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. — Je vou doi la vie et je vou offre mon amitié. Un Françai n'oublie jamai ni une in ulte ni un ervice. Je vou offre mon amitié. Je ne vou di que ça2.

В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер отвечая бессознательною улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.

— Capitaine Ramball du treizième léger, décoré pour l'affaire du ept3, — отрекомендовался он с самодовольной неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. — Voudrez-vou bien me dire à pré ent, à qui j'ai l'honneur de parler au i agréablement au lieu de re ter a l'ambulance avec la balle de ce fou dan le corp 4.

Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумывать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.

— De grâce, — сказал он. — Je comprend vo rai on , vou ête officier... officier upérieur, peut-être. Vou avez porté le arme contre nou . Ce n'e t pa mon affaire. Je vou doi la vie. Cela me uffit. Je ui tout à vou . Vou ête gentilhomme?5— прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. — Votre nom de baptême, 'il vou plaît? Je ne demande pa davantage. Mon ieur Pierre, dite -vou ... Parfait. C'e t tout ce que je dé ire avoir6.

Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас же сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exqui !7Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и доставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.

— Oui, mon cher mon ieur Pierre, je vou doi une fièvre chandelle de m'avoir auvé... de cet enragé... J'en ai a ez, voyez-vou , de balle dan le corp . En voilà une (он показал на бок), à Wagram et de doux à molen k, — он показал шрам, который был на щеке. Et cette jambe, comme vou voyez, qui ne veut pa marcher. C'e t à la grande bataille du 7 à la Mo kova que j'ai reçu ça. acré Dieu, c'était beau. Il fallait voir ça, c'était un déluge de feu. Vou nou avez taillé une rude be ogne; vou pouvez vou en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgré l'atout que j'y ai gagné, je erai prêt à recommencer. Je plain ceux qui n'ont pa vu ça.

— J'y ai été8— сказал Пьер.

— Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, — сказал француз. — Vou ête de fier ennemi , tout de même. La grande redoute a été tenace, nom d'une pipe. Et vou nou l'avez fait crânement payer. J'y ui allé troi foi , tel que vou me voyez. Troi foi nou étion ur le canon et troi foi on nou , a culbuté et comme de capucin de carte . Oh! c'était beau, mon ieur Pierre. Vo grenadier ont été uperbe , tonnerre de Dieu. Je le ai vu ix foi de uite errer le rang , et marcher comme à une revue. Le beaux homme ! Notre roi de Naple , qui 'y connaît a crié: bravo! Ah, ah! oldat comme nou autre ! — сказал он, улыбаясь, после минутного молчания. — Tant mieux, tant mieux, mon ieur Pierre. Terrible en bataille... galant ... — он подмигнул с улыбкой, — avec le belle , voilà le Françai , mon ieur Pierre n'e t-ce pa ?9.

До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть-чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.

— A propo , dite donc, e t-ce vrai que toute le femme ont quitté Mo cou? Une drôle d'idée! Qu'avaient-elle à craindre?

— E t-ce que le dame françai e ne quitteraient pa Pari i le Ru e y entraient?10— сказал Пьер.

— Ah, ah, ah!.. — Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. — Ah! elle e t forte celle-là, — проговорил он. — Pari ?.. Mai ... Pari ... Pari ...

— Pari la capitale du monde...11— сказал Пьер, доканчивая его речь.

Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.

— Eh bien, i vou ne m'aviez pa dit que vou ête Ru e, j'aurai parié que vou ête Pari ien. Vou avez ce je ne ai , quoi, ce...12— и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.

— J'ai été à Pari , j'y ai pa é de anné , — сказал Пьер.

— Oh, ça e voit bien. Pari !.. Un homme qui ne connaît pa Pari , e t un auvage. Un Pari ien, ça e ent à deux lieux. Pari , c'e t Talma, la Du chénoi , Potier, la orbonne, le boulevard , — и, заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: — Il n'y a qu'un Pari au monde. Vou avez été à Pari et vou ête re té Ru e. Eh bien, je ne vou en e time pa moin 13.

Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым добродушным человеком.

— Pour en revenir à vo dame , on le dit bien belle . Quelle fichue idée d'aller 'enterrer dan le teppe , quand l'armée françai e e t à Mo cou. Quelle chance elle ont manqué celle -là. Vo moujik c'e t autre cho e, mai vou autre gen civili é vou devriez nou connaître mieux que ça. Nou avon pri Vienne, Berlin, Madrid, Naple , Rome, Var ovie, toute le capitale du monde... On nou craint, mai on nou aime. Nou omme bon à connaître. Et pui l'Empereur14, — начал он, но Пьер перебил его.

— L'Empereur, — повторил Пьер, и лицо его вдруг приняло грустное и сконфуженное выражение. — E t-ce que l'Empereur?..15

— L'Empereur? C'e t la généro ité, la clémence, la ju tice, l'ordre, le génie, voilà l'Empereur! C'e t moi, Ramball, qui vou le dit. Tel que vou me voyez, j'étai on ennemi il y a encore huit an . Mon père a été comte émigré... Mai il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigné. Je n'ai pa pu ré i ter au pectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compri ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nou fai ait une litière de laurier , voyez-vou , je me ui dit: voila un ouverain, et je me ui donné à lui. Eh voilà! Oh, oui, mon cher, c'e t le plu grand homme de iècle pa é et à venir.

— E t-il à Mo cou?16— замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.

Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.

— Non, il fera on entrée demain17, — сказал он и продолжал свои рассказы.

Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходам Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.

Капитан велел позвать к себе старшего унтер-офицера и строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по-французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему велено от начальника занимать все дома подряд. Пьер, знавший по-немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по-немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие-то приказания.

Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, — как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно-мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; по он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? — он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.

Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что-то, вошел в комнату.

Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов — все казалось теперь оскорбительным Пьеру.

«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», — думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое-то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.

Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой-то забавной выдумке.

— Charmant, — сказал он вдруг, — le colonel de ce Wurtembourgeoi ! C'e t un Allemand; mai brave garçon 'il en fut. Mai Allemand18.

Он сел против Пьера.

— A propo , vou avez donc l'allemand, vou ?19

Пьер смотрел на него молча.

— Comment dite -vou a ile en allemand?20

— A ile? — повторил Пьер. — A ile en allemand — Unterkunft21.

— Comment dite -vou ?22— недоверчиво и быстро переспросил капитан.

— Unterkunft, — повторил Пьер.

— Onterkoff, — сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. — Le Allemand ont de fière bête . N'e t-ce pa , mon ieur Pierre?23— заключил он.

— Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Mo covite, n'e t-ce pa ? Morel, va nou chauffer encore une petite bouteille. Morel!24— весело крикнул капитан.

Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.

— Eh bien, nou omme tri te 25, — сказал он, трогая Пьера за руку. — Vou aurai-je fait de la peine? Non, vrai, avez-vou quelque cho e contre moi, — переспрашивал он. — Peut-être rapport à la ituation?26

Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.

— Parole d'honneur, an parler de ce que je vou doi , j'ai de l'amitié pour vou . Pui -je faire quelque cho e pour vou ? Di po ez de moi. C'e t à la vie et à la mort. C'e t la main ur le cur que je vou le di 27, — сказал он, ударяя себя в грудь.

— Merci, — сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по-немецки, и лицо его вдруг просияло.

— Ah! dan ce ca je boi à notre amitié!28— весело крикнул он, наливая два стакана вина, Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво-меланхолической позе облокотился на стол.

— Oui, mon cher ami, voilà le caprice de la fortune, — начал он. — Qui m'aurait dit que je erai oldat et capitaine de dragon au ervice de Bonaparte, comme nou l'appellion jadi . Et cependant me voilà à Mo cou avec lui. Il faut vou dire, mon cher, — продолжал он грустным и мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, — que notre nom e t l'un de plu ancien de la France29.

И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственные, имущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mère»30играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.

— Mai tout ça ce n'e t que la mi e en cène de la vie, le fond c'e t l'amour. L'amour! N'e t-ce pa , mon ieur Pierre? — сказал он, оживляясь. — Encore un verre31.

Пьер опять выпил и налил себе третий.

— Oh! le femme , le femme !32— и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.

Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда-то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал — одна была l'amour de charretier , другая l'amour de nigaud 33); l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинации уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.

Так, капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно в то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из ouvenir d'Allemagne, где a ile значит Unterkunft, где le mari mangent de la choux croûte и где jeune fille ont trop blonde 34.

Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Pari ienne de cur35), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vou ai auve la vie et je auve votre honneur!»36. Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.

Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему-то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что-то очень значительное и поэтическое.

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», — слышал он теперь сказанные ею слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос... и что-то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.

Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.

Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.

— Tien !37— сказал капитан.

Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?

Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все-таки просит продолжать.

— L'amour platonique, le nuage ...38— пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом, и маслеными глазами глядя куда-то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, — свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.

Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.

Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе. Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.

Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо! Ну, чего еще надо?!» — подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть. Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.

S3