I

И се конь блед и сидящий на нем, имя ему Смерть.

Улица была — как буря. Толпы проходили,Словно их преследовал неотвратимый Рок.Мчались омнибусы, кебы и автомобили,Был неисчерпаем яростный людской поток.Вывески, вертясь, сверкали переменным оком,С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;В гордый гимн сливались с рокотом колес и скокомВыкрики газетчиков и щелканье бичей.Лили свет безжалостный прикованные луны,Луны, сотворенные владыками естеств.В этом свете, в этом гуле — души были юны,Души опьяневших, пьяных городом существ.

И внезапно — в эту бурю, в этот адский шепот,В этот воплотившийся в земные формы бред,Ворвался, вонзился чуждый, несозвучный топот,Заглушая гулы, говор, грохоты карет.Показался с поворота всадник огнеликий,Конь летел стремительно и стал с огнем в глазах.В воздухе еще дрожали — отголоски, крики,Но мгновенье было — трепет, взоры были — страх!Был у всадника в руках развитый длинный свиток,Огненные буквы возвещали имя: Смерть...Полосами яркими, как пряжей пышных ниток,В высоте над улицей вдруг разгорелась твердь.

И в великом ужасе, скрывая лица, — людиТо бессмысленно взывали: «Горе! с нами бог!»,То, упав на мостовую, бились в общей груде...Звери морды прятали, в смятеньи, между ног.Только женщина, пришедшая сюда для сбытаКрасоты своей, — в восторге бросилась к коню,Плача целовала лошадиные копыта,Руки простирала к огневеющему дню.Да еще безумный, убежавший из больницы,Выскочил, растерзанный, пронзительно крича:«Люди! Вы ль не узнаете божией десницы!Сгибнет четверть вас — от мора, глада и меча!»

Но восторг и ужас длились — краткое мгновенье.Через миг в толпе смятенной не стоял никто:Набежало с улиц смежных новое движенье,Было все обычным светом ярко залито.И никто не мог ответить, в буре многошумной,Было ль то виденье свыше или сон пустой.Только женщина из зал веселья да безумныйВсё стремили руки за исчезнувшей мечтой.Но и их решительно людские волны смыли,Как слова ненужные из позабытых строк.Мчались омнибусы, кебы и автомобили,Был неисчерпаем яростный людской поток.