7:35. Санкт-Петербург.
Астрид ткнула меня в щеку носом, холодным как льдинка. Мурашки побежали по спине — словно кто-то провёл по коже кончиком ножа. Альбеда тут же вцепилась в подбородок. Её шероховатый язык скользнул по коже, оставив липкую дорожку, от которой я невольно поморщился. Их мокрые морды, пахнущие шампунем, тыкались в шею, а хвосты выбивали дробь по деревянной тумбочке — глухой стук сливался с тиканьем настенных часов, словно два метронома вели бесконечный спор.
— Астрид… Альбеда, прекратите… Щекотно же! — засмеялся я, отмахиваясь от них, но собаки, фыркая, упрямо лезли под одеяло, будто решили выкопать меня из постели. Лапа Альбеды, шершавая как наждак, царапала голую лодыжку, оставляя красные полосы. Сдался я только тогда, когда её язык, липкий и тёплый, скользнул за ухо, словно пытаясь отыскать спрятанную там тайну.
— Ладно, встаю! — буркнул я, сползая на пол. Ковёр впился в ступни колючей прохладой, будто соткан из иголок сосны. Собаки метнулись к двери, виляя хвостами так, что с полки слетела миниатюрная фигурка главного героя из игры. Пластиковый щит звякнул о паркет, а я поймал его на лету — ребристые края врезались в ладонь, оставляя на коже отпечаток, словно предупреждение.
Собаки кружились под ногами, их когти цокали по полу, будто дождь стучал по жести. Альбеда, чёрная молния, уже уткнулась мордой в пустую миску, а Астрид сидела столбиком — её пушистый хвост шуршал по полу, поднимая завитки пыли, танцующие в луче утреннего солнца, как золотистые призраки.
Утренний лязг мисок, звон посуды и топот собачьих лап — кухня превратилась в миниатюрный ипподром, где начались скачки за завтраком. Альбеда, как всегда, умяла свою порцию за три секунды и теперь воровато вылизывала миску Астрид. Та терпеливо ждала, сидя «столбиком» — добряк, хоть и вдвое крупнее, словно понимала: торопиться бесполезно.
Одевшись для прогулки, я вышел на лестничную клетку. В нос ударил едкий запах сигарет — будто кто-то выкурил здесь целую пачку за ночь, превратив воздух в густой смог. На перилах красовалось жёлтое пятно от окурка, похожее на слепой глаз, который словно следил за мной с немым укором. Я распахнул форточку. Майский ветерок, пахнущий мокрой сиренью и тополем, ворвался внутрь, но дым будто прилип к стенам, цепляясь за плитку жадными пальцами.
Три бабки на скамейке замолчали, когда я вышел. Одна крестила воздух костяшками, обмотанными чёрными чётками, и её губы беззвучно шевелились, словно перемалывали проклятия.
— Бесов нынче развелось, — бросила она вдогонку так громко, будто хотела, чтобы я услышал. Я лишь ускорил шаг, но её слова засели в голове, как заноза.
Возле выхода из парка Альбеда вдруг зарычала, уставившись на кусты шиповника. Шерсть на её загривке встала дыбом, превращая её в дикого зверя из сказок.
— Тихо, Альбеда, — потянул я поводок. — Нам нужно домой.
Она не отводила взгляда от кустов, пока мы не свернули за угол. У подъезда мигали синие огни «скорой» и полиции. Подойдя ближе, я попытался разглядеть, что случилось, но дорогу тут же преградил полицейский. Его лицо было каменным, а голос — острым, как лезвие.
— Молодой человек, вы проживаете здесь?
— Да, — кивнул я, внезапно осознав тишину. Даже воробьи на проводах молчали, будто их клювы склеил страх. — Горицкий Григорий Максимович, квартира 47.
Полицейский записал всё в планшет, а потом спросил, не отрываясь от экрана:
— Кто-нибудь из родителей дома?
— Нет.
— Хорошо, продиктуйте номер одного из них.
Я назвал мамин номер, и полицейский пропустил меня, но его взгляд всё ещё висел на спине, как гиря, когда я поднимался по лестнице. Можно было бы узнать, что произошло, но я и так опаздываю, — подумал я и ускорил шаг.
На часах уже было восемь, когда я, переодевшись в форму, рванул к автобусной остановке. Только бы успеть! — мысль стучала в висках в такт бегу. Автобус уже подъезжал, и я замахал руками, как сумасшедший. Водитель благосклонно подождал.
— Спасибо! — выдохнул я, втискиваясь в салон, но тут что-то мягко толкнуло меня в спину.
— Думала, опоздаешь! — Настя пахла ванилью и лавандой, а её голос звенел, будто она только что выиграла маленькое пари.
— Прости, сам не ожидал, но всё же успел, — выпрямился я, стараясь скрыть одышку. — Сходим после уроков в новое кафе? Там тарталетки с лимонным кремом… — Она теребила подвеску на рюкзаке — крошечную сову с глазами из голубых страз, которые мерцали, как настоящие.
— Ладно, — ухмыльнулся я. Настя поджала губы, пытаясь скрыть улыбку.
Мы влетели в кабинет истории за секунду до звонка. Настя плюхнулась на место, смахнув с парты чью-то шпаргалку, а я едва успел открыть учебник на нужной странице, как дверь распахнулась.
— Доброе утро, садитесь, — учительница Лидия Петровна вошла, щёлкая каблуками. Её тени для век сегодня были синими, как мигалки у подъезда, и я невольно подумал, что это неспроста — день явно обещал быть странным.
Как звон колоколов, звонок разрезал школьную тишину, оповещая учеников об окончании последнего урока.
— Ну что ж, дети, я надеюсь, все поняли, как решать эту задачу. Но для полного закрепления материала я добавила несколько схожих задач, — сказала Марина Саренова, глядя на радостные лица школьников. Некоторые из них уже начали собираться, торопливо закидывая учебники в рюкзаки. — Ладно, можете идти.
Едва она произнесла эти слова, как ученики мигом ринулись к выходу, словно стайка птиц, выпущенных из клетки.
— Настя, Гриша, а вы чего ещё не ушли? — удивлённо спросила Марина Саренова, заметив двух учеников, которые продолжали сидеть за партой, уткнувшись в тетради.
— А мы захотели сейчас решить задачку. Вот сидим и думаем, как её решить, — ответила Настя, подняв голову. Её глаза блестели от азарта, а рука всё ещё сжимала карандаш.
— Понятно. Ну и на чём вы застряли?
Прохладный дневной воздух обдувал лицо, а солнечные лучи то и дело норовили впиться в глаза, заставляя прикрывать их рукой.
— Ну что, пошли? — сказала Настя, выйдя из школы. Она щурилась от солнца, но улыбка не сходила с её лица.
На часах было ещё относительно рано, поэтому мы решили не спешить.
— Вот это задача! Если бы мы не остались, так бы и не поняли, как её решать, — высказалась Настя, размахивая тетрадью.
— С тобой не могу не согласиться. Теперь сдать ОГЭ по математике не составит труда, — ответил я, чувствуя лёгкую гордость.
— Ага, — согласилась Настя, кивнув.
— Вот оно, — сказала Настя, показывая на кафе, расположенное в самом конце квартала. С обеих сторон витрины кафе были развешаны разноцветные шарики, а на стеклах красовались зазывающие надписи: «Мы открылись!», «У нас всё самое вкусное!», «Мы ждём тебя!». В кафе уже стояла очередь — видимо, такие заманчивые вывески действительно привлекали людей. Или же народ просто пришёл из-за новизны.
Усевшись за барный столик у окна, мы начали лакомиться пирожными.
— Даже мне они понравились, — сказал я, делясь впечатлениями с Настей.
— Вот видишь? А если бы не пришли сюда, так бы и не попробовали такие вкусные тарталетки, — ответила Настя, кокетливо улыбаясь.
Но вдруг по улице раздался гудок чего-то большого и массивного. В ту же секунду в автобусную остановку врезался самосвал, снося всё на своём пути и разбрасывая толпы людей, мирно ждущих автобуса. Это произошло так быстро, что никто даже не успел понять, что случилось. Лишь через мгновение несколько человек, осознав происходящее, бросились к остановке — вернее, к тому, что от неё осталось.
(Нет комментариев)
|
|
|
|