Глава 9
Комната была погружена во мрак. На огромном экране разговаривали два человека.
Омега со слезами на глазах жалобно тянул за руку альфу в военной форме, умоляя его не уходить.
Альфа хмурился, за его спиной раздался сигнал сбора.
Си Юэ, подперев голову рукой, скучающе наблюдала за любовной драмой, разворачивающейся на экране. На изящной этажерке с десертами остались лишь крошки.
Ужасная игра актеров превратила душещипательную сцену расставания в нечто, от чего ей хотелось зевать.
Оба актера были бетами. Исполнитель роли омеги не смог передать присущую им мягкость и уязвимость, лишь неестественно кривлялся. Исполнитель роли альфы, привыкший играть роли подчиненных, не смог передать властность и решительность, свойственную альфам. Образ героя, готового отправиться на войну и умереть за родину, превратился в нерешительного и эмоционально неустойчивого человека.
Она лениво переключила экран и начала просматривать ежедневные новости.
Иногда она не понимала, почему живущая с ними девушка-омега любит смотреть такие мелодрамы.
Сидящая рядом омега вытирала слезы, сопереживая героям.
На экране появились политики, стоящие на трибуне и эмоционально жестикулирующие во время своих выступлений.
Си Юэ невольно фыркнула, но тут же прикусила язык.
Она подняла глаза, посмотрела на девушку и, выделив для нее часть экрана, вернула ей мелодраму, но уменьшила звук.
Сама же она, подперев щеку рукой, слушала, как политики обмениваются обвинениями и язвительными замечаниями. Ци Гуан сидел позади них с бесстрастным лицом и ледяным взглядом.
Уголки ее губ слегка приподнялись. Это было типичное выражение лица Ци Гуана, когда он злился.
Если бы не прямая трансляция, она подозревала, что он бы просто выхватил меч и разрубил пополам всех этих гогочущих, как утки, политиков.
«Тц, довольно кроваво».
Солнце переместилось по небосводу. Только после полудня Ци Гуан вернулся из зала совета.
Он широким шагом вошел в комнату. Его шаги звонко отдавались по белоснежному кафельному полу.
Си Юэ не обратила на него внимания, продолжая читать свою книгу, удобно устроившись на диване.
Его феромоны с ароматом ледяного источника заполнили комнату, пропитывая каждый предмет своим сильным, агрессивным запахом, который проникал прямо в мозг Си Юэ.
Омега, обладая обостренным восприятием, сразу же встала, чтобы помочь ему снять куртку, как только он переступил порог.
Ее щеки раскраснелись, и вокруг снова разлился аромат персика.
Си Юэ принюхалась и задумчиво посмотрела на омегу, нежную, как утренний туман.
Аромат персика смешивался с холодным запахом ледяного источника, словно посреди снежной пустыни расцвело персиковое дерево.
Ци Гуан отмахнулся от протянутой руки девушки-омеги и, сняв куртку сам, бросил ее рядом с Си Юэ.
Куртка легла на спинку дивана рядом с ней, и ее окутал холодный аромат Ци Гуана, резкий и напористый.
Ци Гуан с каменным лицом сел на диван и, повернувшись к омеге, сказал:
— Выйди на минутку.
Его феромоны были настолько сильными, что Си Юэ почувствовала, как ее правую сторону тела сковывает холодом. Она поморщилась и отодвинулась.
В ответ на его альфа-феромоны ее собственные инстинкты пробудились, вызывая необъяснимое желание с ним сразиться.
Не желая злить разъяренного зверя, она решила от него спрятаться.
Он, не обращая на нее внимания, расстегнул пуговицы на воротнике, потер шею. Кадык дрогнул, и он словно освободился от оков.
— С омегой в доме у тебя чувствительный период наступает раз в квартал, — заметила она, разглядывая его.
— Что за вздор?
Она легонько пнула его ногой:
— Держись от меня подальше. Ингибиторов больше нет.
Он взял ее изящную лодыжку в руку, большим пальцем поглаживая внутреннюю сторону, и посмотрел на нее:
— Тогда обойдусь.
Она отдернула ногу, оставив в воздухе белый след:
— Можешь найти другую омегу.
С этими словами она вышла, и звон золотых колокольчиков разнесся по комнате.
Он посмотрел ей вслед и вздохнул.
Затем встал, зашел в свою комнату, закрыл дверь и решил пережить этот трудный период в одиночестве.
Возможно, отсутствие ингибиторов было для него своего рода испытанием на самоконтроль.
Он не мог постоянно полагаться на внешние средства.
Если он действительно хотел подавить свои альфа-инстинкты, он должен был начать с себя, а не ждать, пока она даст ему такую возможность.
Вечером, проходя мимо его комнаты с книгой в руках, она услышала грохот падающих предметов.
Дверь сотрясалась от ударов, казалось, вот-вот разлетится в щепки.
Словно голодный зверь пытался вырваться наружу.
Она слегка прищелкнула языком и, подперев подбородок рукой, пробормотала:
— Так тяжело?
Она постучала в дверь:
— Может, мне найти тебе омегу, которая составит тебе компанию?
Тяжелая деревянная дверь дрогнула. Громкий звук напугал ее. Из комнаты донесся приглушенный стон — он пытался сдержать свою боль.
Он годами подавлял свои инстинкты, и теперь, когда наступил чувствительный период, они вернулись с удвоенной силой, грозя разрушить его самообладание.
Ингибиторы не помогали справиться с инстинктами, а лишь блокировали их.
В результате каждый чувствительный период загонял безумные порывы в глубину его тела, где они ждали своего часа, чтобы вырваться наружу.
Она облизнула губы: «Только бы он снова не начал резать свою железу. Этот человек просто безумец».
Она попыталась открыть дверь:
— Может, ты впустишь меня?
Через некоторое время он открыл дверь. Покрытый потом, с покрасневшими глазами, он, сдерживая гримасу боли, с трудом сохраняя спокойствие, впустил ее. С его сжатых кулаков, покрытых порезами, капала кровь.
Увидев, что он не тянется к ножу, чтобы резать свою шею, она успокоилась и протянула ему салфетку, чтобы вытереть пот.
Его холодные феромоны заполнили комнату, обрушиваясь на нее.
У нее закружилась голова.
Он молча закрыл дверь, прислонился к ней спиной и, глядя на нее, тяжело дышал.
Его грудь вздымалась, словно северный ветер, раскачивающий верхушки деревьев.
Он словно упал с ледяной вершины в темную бездну.
Его взгляд был темным и глубоким, в нем таились тернии и болото, жажда разрушения прорывалась наружу, желая поглотить ее, заставить плакать и молить о пощаде.
Она осторожно сделала шаг назад:
— Советую тебе найти совместимую омегу. Я могу помочь тебе с этим.
Он вдруг улыбнулся, и ее сердце заколотилось.
Он нежно прикоснулся к ее лицу, словно к тончайшему фарфору, боясь оставить след.
Тепло ее кожи заставило его вздрогнуть.
Сдерживая тяжелое дыхание, он медленно произнес:
— Ты ревнуешь, поэтому не даешь мне ингибиторы?
Она отвернулась, избегая его ласки:
— Нет. Ингибиторы действительно закончились.
(Нет комментариев)
|
|
|
|