— Но небо и земля никогда не защитят тебя так, как ты сам. Как бы Цзян Байань ни был хорош, нельзя полагаться только на него и беспомощно прятаться за его спиной, — Ши Дай с улыбкой погладила пушистый подбородок лисы. — Я как следует выучу магические заклинания, не волнуйся.
«...Где здесь хоть крупица здравого смысла?!»
Белая лиса безмолвно свирепствовала, желая рассказать правду, но разряд молнии, спущенный с небес, вызывал у нее дрожь. Перед ней открывалось смутное будущее. Кто вообще дал ей право найти человека, что перевернет судьбу этого мира? Особенно такого, что даже правильных выводов делать не умеет.
Ши Дай так серьезно проанализировала данную ей информацию, но совершенно ошиблась. Тем не менее, ее нельзя в этом винить. В книге «Записи смертных» Цзян Байань никогда не демонстрировал плохих намерений; он был мягок и благороден, мастерски владел мечом, укрощал множество злых духов для минимизации бедствий, и его вполне можно было назвать добродетельным человеком.
Али хотелось плакать.
Восстанавливать мир слишком трудно, подобное не должно было пасть на плечи Небесного Пути; этим вообще должен был заниматься кто-нибудь гораздо могущественнее ее.
Вот так девушка и лисица перешептывались друг с другом, как вдруг, без всякого предупреждения, в окне промелькнул белый свет. Плач демона разорвал тишину ночи, острый ледяной меч расколол оконную раму на мелкие кусочки. Сильный ветер ударил в лицо, растрепав черные волосы Ши Дай.
Когда она подняла глаза, за окном стоял юноша с мечом.
Его фигура была изящная и стройная, с широкими статными плечами, в руках он держал длинный меч, сверкающий в свете луны, и в этот момент он пробивал сердце какого-то демонического существа, чья кровь брызнула во все стороны.
Затем раздался оглушительный громовой рокот - молния разорвала сумерки, и в клубящихся облаках показались всполохи молний.
Неясно, была ли это молния или отблеск меча, но они осветили блестящие персиковые глаза юноши. Лицо его казалось очень выразительным и притягательным, но перепачканное кровью, оно излучало лишь холодную сдержанность.
Поймав взгляд Ши Дай, он слегка ухмыльнулся, его губы изогнулись в ленивой улыбке, в которой скрывалась едва заметная насмешка:
— Госпожа Ши.
Цзян Байань.
Один лишь его взгляд заставил Али вспомнить весь тот страх, который она испытывала под властью этих глаз. Она не могла сдерживать дрожь, судорожно сжимая все тело, ее сознание и кровь буквально кричали от ужаса…
«Беги, быстрее беги!»
И Ши Дай действительно побежала.
Дрожащая от страха лиса сидела у нее на руках, с ужасом наблюдая, как девушка бежит не куда подальше отсюда, а к Цзян Байаню и, улыбнувшись, говорит:
— Господин Цзян!
И тут Али вспомнила, что в воспоминаниях Ши Дай Цзян Байань был жалким, униженным и стесняющимся молодым человеком. В этот момент она почувствовала, что хочет разрыдаться еще сильнее.
С дрожащими зрачками маленькая белая лисичка робко подняла глаза и посмотрела на длинный меч, с которого все еще капала кровь в руке Цзян Байаня. Яростный, леденящий душу клинок, холодный и искрящийся в свете луны. Учитывая силу Цзян Байаня, ему ничего не стоило легко перерезать ей глотку одним лишь движением руки.
Однако Ши Дай смотрела на него без страха и лучезарно улыбнулась.
— Давно я вас не видела, очевидно господин Цзян так же прекрасно владеет мечом, как и всегда.
Али, перманентно переживая, что Ши Дай вот-вот пронзят мечом, подумала: «...Это не комплимент!»
***
Пока Ши Дай внимательно разглядывала Цзян Байаня, тот тоже смотрел на нее в ответ.
Эта девушка обладала круглыми миндалевидными глазами, которые в ночной темноте казались особенно яркими, а ее улыбка была естественной и искренней, такой же чистой как журчащий родник.
Цзян Байань познакомился с Ши Дай не так давно, но она уже успела наговорить ему очень много колких слов. Прежняя Ши Дай только и смогла бы, чтобы упрекнуть его за то, что он не пришел пораньше, или с отвращением бросить взгляд на пятна крови на его щеке и произнести: «Фу, как грязно».
Но сегодня ночью, услышав, как она без видимой причины похвалила его, Цзян Байань подумал, что она наверняка просто решила поиздеваться над ним, и не придал ее словам никакого значения.
Он не был узколобым человеком и осознавал, что его происхождение далеко от идеала; поэтому, несмотря на насмешки Ши Дай, он никогда не принимал их близко к сердцу. Точнее было бы сказать, что для него все люди все равно что травинки - ни добрые, ни злые их намерения не имели для него никакого значения.
Но при этом Цзян Байаня точно нельзя было назвать добрым человеком с широкой душой: его равнодушие к окружающим уже достигло предела, доведя его до безжалостной высокомерности. Он уже привык к боли и убийствам; когда он проводил мечом по чьему-то горлу, он ощущал это так же, как если бы он просто намазывал масло на хлеб.
Например, сейчас, когда его взгляд упал на глаза Ши Дай, в его сердце не возникло ни малейшего волнения, лишь любопытство: «если вырезать эти глаза и поместить в беспросветную темноту, останутся ли они такими же яркими?»
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|