Я вышел из раздевалки, волоча штанины по полу, под смех моей семьи. Лейла сказала, что я выгляжу, как синий палочник. Даже мой папа, каким бы серьезным он ни был, издал смешок. Должно быть, я выглядел действительно нелепо, но меня это устраивало, раз моя семья была счастлива.
– Милтон, – позвала меня Лия из гигантской машины, которая является криокамерой. – Пора.
С этими двумя словами беззаботное оцепенение, поднявшее нам настроение, почти мгновенно рассеялось в комнате, и на его место опустился туман мрачности. Я кивнул Лии и подошел к своей семье, волоча по полу ноги больше, чем штаны.
Сначала я подошел к своим родителям. Моя всегда веселая мама и суровый отец.
– Спасибо, что привезли меня сюда, – сказал я им от всего сердца.
Что бы ни удерживало мою маму, должно быть, что-то сломалось, потому что она расплакалась и обняла меня:
– Береги себя, Милли.
Отвечая на объятие, я посмотрел на своего отца, который смог выдавить из себя только кивок, на который я ответил. Я сказал:
– Еще увидимся.
Он отстранился от меня, вытирая слезы. Как только его глаза немного высохли, он сказал между всхлипываниями:
– Я люблю тебя, сынок.
– Я тоже тебя люблю, – ответил я.
Я оторвал взгляд от своих родителей, столпов, которые вырастили меня и превратили в человека, которым я являюсь сегодня. Я не мог быть в большем долгу ни перед кем в своей жизни. Я встретился взглядом со своей женой Джоан, светом моей жизни.
Она улыбнулась мне и сказала:
– Эй.
– Эй, – ответил я. Это были первые слова, которые мы сказали друг другу, когда я случайно столкнулся с ней на улице много лет назад.
Джоан положила ладони мне на щеки, и я закрыл глаза. Хотя я больше не мог физически чувствовать, воспоминание о ее прикосновении всплыло в моей голове, и я мог представить, как тепло ее рук распространяется по моему лицу. Я открыл глаза и увидел, что по ее щекам медленно катятся слезы. Я вытер ладонью знакомые изгибы и складочки и нежно поцеловал ее.
С улыбкой я сказал:
– Скоро я увижу тебя?
Она улыбнулась в ответ, хотя сдерживаемые слезы заставили ее прищуриться.
– Нет, если я увижу тебя первой.
А затем настало время для самой болезненной части. Я опустился на колени и повернулся к своей дочери. Я бесплоден, а это означало, что у меня никогда не сможет быть ребенка. Но мы с Джоан говорили об этом, когда поженились, и все равно хотели ребенка. Мы отправились в детский дом, и там была она. Лейла, моя дочь с каштановыми волосами, рисовала рисунки на одном листе за другим.
Я посмотрел на свою маленькую девочку, на ее лице застыло хмурое выражение, которое ей никогда не шло. Она спросила:
– Ты уходишь, папочка?
– Да, – ответил я, давясь слезами, которые никогда не смогут вырваться наружу. – Я покидаю тебя надолго.
– Когда ты вернешься? – спросила она.
Этот вопрос терзал меня. Я просил вернуть меня самое раннее к ее восемнадцатилетию. Но не было никаких гарантий, сработает ли вообще процесс замораживания или неопределенное будущее окажется слишком неопределенным, чтобы этот момент вообще настал.
Вместо этого я переадресовал вопрос:
– Когда я вернусь, – тихо сказал я, – мы поедем в Хиллбери и снова поиграем со снегом, хорошо?
Это сработало. Легкая улыбка появилась на ее лице, когда она слегка оживилась и восторженно кивнула. Однако это была откровенная ложь. До Хиллбери было почти полдня полета. Съездить туда и вернуться обратно в криокамеру за один день было невозможно. Но я хотел, чтобы последним воспоминанием о моей дочери была ее улыбка. Немного эгоистично с моей стороны.
Она обвила своими маленькими ручками мою шею и прижала меня к себе. Я обнял ее в ответ, крепче, чем когда-либо прежде, нежно поцеловав ее в лоб. С болью в сердце я отстранил ее. Это было больнее, чем любая другая боль, которую я когда-либо мог ощутить физически своими нервами.
Я улыбнулся ей и сказал:
– Позаботься о мамочке, хорошо?
Без слов она кивнула головой. Я поднялся на ноги и повернулся лицом к крио-тубе.
– Хорошо, – пробормотал я себе под нос. Агенты Джи и Мэтьюз подошли ко мне. Я кивнул им, показывая, что готов. – Давайте сделаем это.
Короткая прогулка до этой машины показалась длиннее, чем казалась на первый взгляд. К тому времени, когда я добрался до стремянки, мне показалось, что позади осталась целая жизнь, и все же я мог только пожелать, чтобы у меня было больше времени, чтобы прогуляться туда. Вблизи машина была примерно в два раза выше меня, что поражало масштабом. Она была большой, округлой и металлической, похожей на расширяющийся котел. Казалось, все было сделано из нержавеющей стали, даже зловещего вида лестница.
С помощью агентов я медленно взобрался по лестнице. Мои протезы с трудом удерживали мой вес, когда я поднимался. К тому времени, когда я добрался до верха машины, я уже слегка задыхался, но в остальном был в порядке. Возможно, это было из-за низкой температуры под землей, но я даже не вспотел. Джи и Мэтьюз последовали за мной, и мы встали на платформе наверху.
Мэтьюз указал на заметную круглую пластину диаметром в один метр в верхней части криокамеры и сказал:
– Встаньте вон там, – я последовал его указаниям.
– Хорошо, – сказал Джи. – Как только профессор даст зеленый свет, тарелка опустит вас в машину. Не паникуйте, когда это произойдет, хорошо?
Я нервно ответил:
– Хорошо.
– Милтон, – позвала Лия снизу. Она стояла у одной из панелей управления справа от меня с двумя другими учеными. – Когда вы будете в криокамере, панель изолирует вас сверху. Оказавшись внутри, вы увидите кислородную маску. Наденьте ее и нажмите кнопку.
– Какую кнопку?– спросил я.
Мэтьюз ответил за нее:
– Поймете, когда увидите, – он достал из кармана то, что я опознал как – –
Слегка удивленный, Джи сказал:
– Может быть, и нет.
Лия продолжила:
– Камера начнет заполняться консервирующей жидкостью. Однако не волнуйтесь, ваша маска подаст анестетики и кислород, как только вы наполовину погрузитесь в воду. Просто скажите мне, когда будете готовы, и мы начнем.
Я посмотрел на двух агентов, которые слегка кивнули мне в знак согласия с тем, что я собираюсь сделать. Застегнув одежду и натянув капюшон, превратив руки и ноги в обмотанные культи, я повернулся к своей семье. Все они, включая мою дочь, одарили меня улыбкой, которая появляется на лицах на похоронах. Этот взгляд должен был поддержать близких, которые остались живы, пока они хоронили своих умерших. Я оказался в положении и того, и другого.
Не сводя глаз со своей семьи, я твердо сказал:
– Готов!
– Опустите панель! – закричала Лия на весь зал. Люди с другой стороны отреагировали, платформа дернулась, загрохотала и начала опускаться.
За считанные секунды я оказался в машине по колено. По пояс. По грудь. Последним, что я увидел перед тем, как мое зрение затуманилось, была моея семья, стоящая рука об руку, с широкой улыбкой на лицах. С таким же рывком, как и при запуске, панель остановилась. Круглая кнопка передо мной загорелась зеленым, кислородная маска с подсоединенной к ней трубкой лежала в нише рядом с ней. Я взял маску и приложил ее к лицу. Это была одна из тех масок, с хирургическим клеем, который позволял ей плотно прилегать к коже, но достаточно легко снималась. На самом деле немного похоже на бинт.
– Милтон, – позвал Джи. Я поднял глаза к отверстию наверху и увидел агента, смотрящего вниз. – Удачи, – закончил он. Я видел, как он нажал что-то – предположительно, кнопку – сбоку от себя, и стальная крышка медленно закрылась над головой, закрывая последний луч света, который у меня есть для внешнего мира.
Не имея другого источника связи, я посмотрел на светящуюся зеленую кнопку, мой единственный источник света в полностью герметичной трубе. Я слышал, как колотится мое собственное сердце, отдаваясь эхом внутри герметичного контейнера. Обернутыми руками я нажал на кнопку, и свечение исчезло, погрузив меня в кромешную тьму.
Я не чувствовал, как жидкость наполняет камеру, но слышал, как она плещется вокруг меня. Должно быть, было холодно, потому что мое тело дрожало, а зубы стучали. Возможно, это было от страха. Я начал глубоко дышать, пытаясь успокоиться.
И внезапная мысль пришла мне в голову. Выключил ли я кухонную плиту, когда уходил из дома на операцию?
Однако, прежде чем я смог углубиться в эту мысль, панель надо мной скользнула в сторону. Свет снаружи был ослепляющим после погружения в полную темноту, и моим глазам-протезам потребовалось гораздо больше времени, чем настоящим глазам, чтобы приспособиться к изменению яркости.
Темная фигура мужчины высунула голову.
– Милтон? - я узнал голос Джи.
– Джи? Что случилось? Что-то пошло не так? – спросил я, чувствуя себя слегка дезориентированным.
– О чем вы? – ответил он растерянно. Я представил, будто он говорит у меня в голове. Взъерошенные каштановые волосы. Очки в роговой оправе. Шрам на его губах. – Что-то случилось?
– Это я вас спрашиваю, – ответил я, теперь уже слегка раздраженно. Мои глаза, наконец, начали привыкать к свету, и я ясно увидел Джи. С короткой стрижкой. И еще один шрам на носу в дополнение к шраму на губах. Хотя очки на нем были все те же. – Что за... – удивленно пробормотал я.
Я посмотрел вниз и понял, что привалился к углу трубы, мое тело и одежда насквозь промокли от светло-голубой жидкости. Когда до меня начала доходить ситуация, я оглянулся на Джи, который, казалось, тоже собрал воедино мои мысли по моей реакции.
Неуверенный в том, что делать, я снял кислородную маску – безболезненно, конечно – и неловко сказал:
– Итак, э-э...долго мы не виделись?
– Да, – ответил Джи таким же неловким тоном. – Семь лет - это довольно долго.
(Нет комментариев)
|
|
|
|