XXXVIII

Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, — отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.

Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.

— Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, — сказал адъютант.

— Il en veulent encore!..1— сказал Наполеон охриплым голосом.

— ire?2— повторил не расслушавший адъютант.

— Il en veulent encore, — нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, — donnez leur-en3.

И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого-то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что-то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.

И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.

Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a été uperbe4, потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:

«La guerre de Ru e eût dû être la plu populaire de temp moderne : c'était celle du bon en et de vrai intérêt , celle du repo et de la écurité de tou ; elle était purement pacifique et con ervatrice.

C'était pour la grande cau e, la fin de ha ard et le commencement de la écurité. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient e dérouler, tout plein du bien-être et de la pro périté de tou . Le y tème européen e trouvait fondé; il n'était plu que tion que de l'organi er.

ati fait ur ce grand point et tranquille partout, j'aurai eu au i moncongrè et ma ainte-alliance.Ce ont de idée qu'on m'a volée . Dan cette réunion de grand ouverain , nou eu ion traité de no intérêt en famille et compté de clerc à maître avec le peuple .

L'Europe n'eût bientôt fait de la orte véritablement qu'un même peuple, et chacun, en voyageant partout, e fût trouvé toujour dan la patrie commune. Il eût demandé toute le rivière navigable pour tou , la communauté de mer , et que le grande armée permanente fu ent réduite dé ormai à la eule garde de ouverain .

De retour en France, au ein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieu e, j'eu e proclamé e limite immuable ; toute guerre future, purementdéfen ive;tout agrandi ement nouveauantinational.J'eu e a ocié mon fil à l'Empire; madictatureeût fini, et on règne con titutionnel eût commencé...

Pari eût été la capitale du monde, et le Françai l'envie de nation !..

Me loi ir en uite et me vieux jour eu ent été con acré , en compagnie de l'impératrice et durant l'apprenti age royal de mon fil , à vi iter lentement et en vrai couple campagnard, avec no propre chevaux, tou le recoin de l'Empire, recevant le plainte , redre ant le tort , emant de toute pari et partout le monument et le bienfait »5.

Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!

«De 400 000 homme qui pa èrent la Vi tule, — писал он дальше о русской войне, — la moitié était Autrichien , Pru ien , axon , Polonai , Bavaroi . Wurtembergeoi , Mecklembourgeoi , E pagnol , Italien , Napolitain . L'armée impériale, proprement dite, était pour un tier compo ée de Hollandai , Belge , habitant de bord du Rhin, Piémontai , ui e , Genevoi , To can , Romain , habitant de la 32-e divi ion militaire, Brème, Hambourg, etc.; elle comptait à peine 140000 homme parlant françai . L'expédition de Ru ie coûta moin de 50000 homme à la France actuelle; l'armée ru e dan la retraite de Wilna à Mo cou, dan le différente bataille , a perdu quatre foi plu que l'armée françai e; l'incendie de Mo cou a coûté la vie à 100 000 Ru e , mort de froid et de mi ère dan le boi ; enfin dan a marche de Mo cou à l'Oder, l'armée ru e fut au i atteinte par l'intempérie de la ai on; elle ne comptait à on arrivée à Wilna que 50000 homme , et à Kali ch moin de 18000»6.

Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас свершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.

S3