— Я просто хочу, чтобы ты хорошо учился и знал грамоту.
»
Когда я с пустой коробкой из-под пирожных вышел за ворота Павильона Парчи и Вышивки, во рту ещё оставался сладкий привкус пирожных из маша.
Я всё ещё недоумевал: почему Девятая Госпожа спросила меня об этом? Хотела ли она сама пойти в школу? Или, может быть, у неё был брат моего возраста, и она просто скучала по дому?
Я не мог понять, но в душе надеялся на обещанную Девятой Госпожой старинную книгу, и даже шаги на обратном пути стали легче.
Однако после того раза я больше не видел Девятую Госпожу.
Господину всегда требовался расторопный молодой слуга, когда он выезжал по делам, поэтому мне приходилось ежедневно сопровождать его, и я редко бывал в доме.
Но такая красавица не могла не запасть в душу десятилетнему мальчишке.
Стыдно признаться, но несколько раз я просыпался среди ночи оттого, что мне снилась Девятая Госпожа в день её приезда, выходящая из паланкина. Бахрома на синем паланкине дрожала, красавица опустила глаза, слегка поджала алые губы, её десять тонких пальцев, белых и нежных, словно без костей, отдёрнули занавеску.
Холодной ночью я лежал без сна и снова и снова вспоминал строки, которым учил нас старый учитель в частной школе:
«Та, о ком тоскую, — за рекой».
За рекой...
3.
— А что было потом, дедушка? — внучок, сидевший у меня на коленях, невнятно пробормотал сквозь конфету, торопливо спрашивая, — Что потом случилось с той красивой госпожой?
Детский голос вырвал меня из воспоминаний.
Я с некоторой беспомощностью посмотрел на раздутые щёки внука — он съел больше половины целого пакета сладостей, завёрнутого в промасленную бумагу.
— А что могло случиться? Конечно, она была здорова, и зубы у неё были целы! Не ешь больше конфет, а то испортишь себе все зубки.
— Ну пожалуйста! Ещё одну.
...
Кое-как убаюкав внука, я взял трубку, затянулся и снова откинулся в плетёном кресле под большой акацией.
Полуденное солнце палило нещадно, не было ни малейшего ветерка.
Только под этой раскидистой акацией с густой листвой было немного прохладно.
Всё-таки возраст давал о себе знать, тело уже не было крепким.
Сегодня утром проснулся с сильной болью в пояснице, в горле будто застряла мокрота, и грудь давило.
Очень неприятное ощущение.
Телу было нехорошо, зато голова, на удивление, работала ясно.
«У красавиц короткий век» — древние воистину не обманывали.
Вернувшись в поместье после того, как помог Господину уладить дела, я узнал, что Девятая Госпожа умерла. Пробыв в доме всего два месяца, она так же поспешно покинула его через боковые ворота, как и вошла.
Девятая Госпожа умерла.
Она утонула в лотосовом пруду поместья.
Господин был суеверным дельцом, верившим в фэншуй, и счёл это дурным знаком.
Он позвал нескольких друзей кутить, а нескольким слугам приказал выловить тело из пруда.
Когда её вытащили, выяснилось, что из-за её низкого происхождения и статуса наложницы её, естественно, нельзя было хоронить в родовой усыпальнице Господина.
Её наспех завернули в белую грубую холстину, закатали в циновку и выбросили неизвестно где, в какой-то глуши.
Я не видел этого, но слышал от слуг в доме, что вид её после смерти был ужасен.
Когда я попытался расспросить подробнее, мне отвечали туманно.
Известно было лишь, что Девятая Госпожа бросилась в пруд в той самой сине-серой куртке. Её предсмертный вид, впрочем, можно было представить и без расспросов — разве утопленники бывают красивыми? Тело, наверняка, было раздувшееся и бледное.
В то время, узнав об этом, я почувствовал необъяснимую тяжесть на сердце и, рискуя навлечь на себя гнев хозяев, тайно пытался разузнать причину её смерти.
Но не успел я выяснить все обстоятельства.
Старшая Госпожа приняла решительные меры: продала четырёх или пятерых служанок Девятой Госпожи и уволила нескольких временных работников.
Мне ничего не оставалось, как оставить эту затею.
Но до меня всё же доходили слухи, правдивость которых была неизвестна.
Одни говорили, что Девятая Госпожа была по натуре распутной, не вынесла одиночества и спуталась со слугой. Их застали в постели, и Старшая Госпожа приказала утопить её в клетке для свиней.
Другие говорили, что Девятая Госпожа была беременна мальчиком, но из-за чьих-то козней у неё случился выкидыш.
После этого она больше не могла иметь детей, сошла с ума и ночью бросилась в пруд.
Были и другие версии...
Сколько людей, столько и мнений, у каждого своя история.
Со временем слухи утихли, и хорошее, и плохое — всё забылось.
Никто больше не вспоминал ту кроткую и красивую актрису.
Она была как мимолётное явление: расцвела и увяла.
4.
Снова выдался ясный денёк.
Я со служанкой встречал новую наложницу Господина. Говорили, что она из бедной семьи. Господин во время весенней прогулки зашёл в крестьянский дом попросить воды. Цветы персика были в полном цвету, и их красота оттеняла прелесть девушки, совсем как в строках: «Лицо и цветы персика оттеняли друг друга». Он был очарован и взял её в дом наложницей.
Она была действительно очень молода, младше Господина более чем на два двенадцатилетних цикла.
Младше даже его старшей дочери. Я невольно подумал про себя: «А Господин-то и впрямь не растерял мужской силы с годами».
Внезапно мне показалось, что наложницы во внутреннем дворе — словно цветы в большом саду Господина.
Пусть снаружи бушуют войны, революции и борьба за освобождение женщин, пусть всё кипит.
Цветы во дворе всегда остаются прежними: расцветают, увядают, их приносят, выбрасывают... Так было всегда.
Я не мог вспомнить, какой по счёту должна быть эта новая наложница.
Пришлось вычесть умерших и сошедших с ума. Подсчитав, я понял, что в доме сейчас тринадцать наложниц, и решил называть новоприбывшую Четырнадцатой Госпожой.
Когда мы вели её через сад, летние цветы пышно цвели.
Я шёл впереди, указывая дорогу, и молчал.
Молоденькая служанка, однако, бойко болтала о правилах дома.
Я услышал, как новоприбывшая Четырнадцатая Госпожа посмотрела вдаль, указала на женщину в углу сада — ту самую наложницу, что сошла с ума полгода назад, — и с любопытством спросила: «Кто эта страшная сумасшедшая там?»
— Госпоже не стоит бояться, это всего лишь одна из наложниц, что давно сошла с ума, — ответила служанка.
(Нет комментариев)
|
|
|
|