Глава 5. Переживания

Дни шли своим чередом. Отношения Фэн Цзюньжо и Шэнь Сюань, возможно, стали немного ближе, но Шэнь Сюань чувствовала, что Фэн Цзюньжо всё ещё относится к ней с настороженностью.

Однако, по крайней мере, теперь Шэнь Сюань могла заходить в комнату Фэн Цзюньжо, не встречая отторжения.

В этот день Шэнь Сюань снова забрела в комнату Фэн Цзюньжо, но обнаружила, что той нет.

Расспросив других, она узнала, что Цзюньжо позвали в драматический кружок, чтобы она внесла правки в сценарий, который написала для них ранее.

У соседки по комнате были дела, она перекинулась парой слов и ушла, оставив Шэнь Сюань в комнате одну.

Шэнь Сюань от скуки оглядывалась в поисках чего-нибудь, что помогло бы скоротать время.

Её внимание привлек блокнот на столе Фэн Цзюньжо.

Блокнот в серой твёрдой обложке, на которой было напечатано стихотворение Ду Фу «Весенний вид» — вещь, совсем не похожая на то, чем обычно пользуются девушки.

Она открыла его и стала рассматривать внимательнее. Возможно, это был дневник, но по формату не походило.

Внутри не было дат, лишь короткие заметки одна за другой.

Шэнь Сюань не собиралась вторгаться в личное пространство Фэн Цзюньжо, но этот блокнот действительно не походил на дневник, скорее на черновики каких-то литературных произведений.

«Наверное, ничего страшного, если я посмотрю», — подумала Шэнь Сюань.

Думая об этом, она листала страницы и случайно остановилась на одной, не в силах отвести взгляд.

«Анестезия, наверное, лекарство получше. Алкоголь я ненавижу. Жизненный путь… иду, иду, а так и не поняла его. Механически двигаюсь вперед, боюсь оглянуться. Самый злопамятный человек вынужден регулярно стирать свою память. Потому что я боюсь, боюсь, что если буду помнить слишком много, то возненавижу тебя. Боюсь, что если буду помнить слишком много, то не выдержу этого. Я действительно боюсь, заставляю себя забывать, заставляю себя ни о чём не думать. На самом деле, я очень надеюсь, что смогу показать тебе свои тексты, и ты поймёшь, откуда берутся эти мрачные вещи. Почему всё, что я пишу, пронизано трагизмом? Потому что на этом жизненном пути я не вижу света! Одна ошибка — и дальше одни ошибки. Прошло 20 лет, а у меня по-прежнему ничего нет. Не волнуйся, я не продам Баобао. Ты переоцениваешь меня, ты слишком высокого мнения обо мне. Ты никогда не считала меня своей дочерью, но я всегда знала, что Баобао — мой родной брат, и я была такой сестрой, что все вокруг это признавали. Только ты, только ты можешь беспокоиться, что я продам Баобао. 17 лет мы были вместе день и ночь, я вырастила Баобао своими руками, и в итоге получила от тебя лишь: „Тебе не нужно беспокоиться о делах твоего брата!“ Я чувствую себя такой жалкой! Но даже так я всё равно люблю Баобао, вижу его — и не могу не любить. Неважно, как ты ко мне относишься, я люблю этот дом, я люблю каждого в этом доме, включая тебя. Молодые супруги — опора друг другу в старости. Я навсегда запомнила слова, которыми бабушка меня тогда убеждала. Тебе предстоит прожить всю жизнь с папой, и пока я люблю папу, я не могу идти против тебя. Я терпела 18 лет, не жду от тебя благодарности, лишь надеюсь, что ты знаешь, ради кого я всё это делала. На самом деле, я помню каждое слово, что ты мне говорила. Те слова, что могут убить человека окончательно, те слова, от которых стынешь с головы до ног, я просто заставляю себя не думать о них. Я думала, это поможет, но, к сожалению, ты этого совсем не ценишь. Мне не нравятся радостные вещи, мне кажется, что грустные вещи успокаивают меня. Мне всегда кажется, что счастье — это что-то очень далёкое от меня, вся моя радость — это самообман, анестезия. Я не хочу винить тебя, свой путь я выбираю сама. Тогда я решила принять тебя, и сейчас ничего не изменилось. Даже если бы пришлось выбирать снова, ответ был бы тем же. Но сердце устаёт, а моё сердце — и так бракованная вещь, не заставляй его работать на износ. Думаешь, если со мной что-то случится, твоя жизнь станет лучше? Дай мне немного надежды, хоть каплю. Не позволяй мне вечно убегать от реальности в писательство, ведь я всё-таки живу в реальном мире. Я ничем не лучше других. Но всего этого ты никогда не поймёшь».

Во всём тексте не было указано, кто такие «ты» и «я», но Шэнь Сюань ясно понимала, что это вовсе не литературное произведение.

Сердце неожиданно сжалось от боли.

Какой же должна быть боль, чтобы человек писал слезами?

Сколько кровавых ран скрывалось за этими глубокими, скорбными строками?

В одно мгновение она, казалось, немного поняла ту хрупкость и боль, что скрывались за ледяным выражением лица Фэн Цзюньжо, за её показным хладнокровием.

Иногда не показывать свою печаль другим — это тоже своего рода сила.

Перед глазами Шэнь Сюань всё расплылось, затуманилось.

Послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и в этот момент вошла Фэн Цзюньжо.

Шэнь Сюань не успела положить блокнот на место и смущённо посмотрела на неё.

Фэн Цзюньжо увидела блокнот в руках Шэнь Сюань, но ничего не сказала.

Лишь равнодушно спросила:

— Зачем ты пришла?

— Я… я искала тебя, мне сказали, что ты ушла в драмкружок, и я решила подождать твоего возвращения. От скуки взяла вот это почитать, — к концу фразы голос Шэнь Сюань становился всё тише.

— Это я просто так писала, для развлечения, только не смейся надо мной. Если нравится читать, можешь забрать домой, только не потеряй, — сказала она ровным голосом, даже не подняв глаз.

Шэнь Сюань не взяла блокнот, она знала, что Фэн Цзюньжо записывала туда свои переживания.

Она не стала говорить об этом вслух, потому что не хотела, чтобы чужие тайны были раскрыты.

Глядя на прямую спину Фэн Цзюньжо, она вспомнила слова Чу Мэн: «Внешне она кажется сильной и решительной, но на самом деле… она хрупкая, как хрустальная кукла со множеством трещин. Малейшее воздействие может её разрушить». Шэнь Сюань наконец поняла, что имела в виду Чу Мэн: за этой кажущейся силой скрывалось израненное сердце.

— Эм… пойдём поедим вместе? — предложила Шэнь Сюань, положив блокнот на место.

— Поедим? Сейчас? — Фэн Цзюньжо взглянула на часы — восемь сорок.

Что это за приём пищи?

— Ну, поздний ужин. Я вечером не наелась, просто составишь мне компанию, — небрежно бросила Шэнь Сюань, схватила Фэн Цзюньжо за руку и потащила её из комнаты.

Фэн Цзюньжо, к удивлению, не отказалась и пошла с ней в ресторанчик за пределами кампуса.

Семья Шэнь Сюань была состоятельной, она небрежно заказала несколько блюд, и все они были недешёвыми.

Фэн Цзюньжо почти не разговаривала. Когда принесли еду и Шэнь Сюань позвала её есть вместе, Фэн Цзюньжо махнула рукой:

— У меня нет привычки есть на ночь. Я вышла просто составить тебе компанию, ты ешь сама.

— Но тут так много, я же не съем всё это! — растерянно сказала Шэнь Сюань.

— Тогда забери с собой. У меня слабый желудок, если поем на ночь, не смогу уснуть, — голос Фэн Цзюньжо был спокойным, но в нём звучала непоколебимая решимость.

Шэнь Сюань беспомощно съела несколько кусочков и попросила официанта упаковать остальное с собой.

Позже Шэнь Сюань узнала от Чу Мэн, что у Фэн Цзюньжо очень маленький аппетит, и если она съест хоть немного больше обычного, ей становится плохо, и она не может уснуть.

— Почему у неё такой маленький аппетит? — недоумевая, спросила Шэнь Сюань.

Чу Мэн посмотрела на неё взглядом, в котором было что-то, чего Шэнь Сюань не могла понять.

— Если бы ты два года подряд ела совсем по чуть-чуть каждый день, твой аппетит тоже стал бы меньше.

— Зачем она так делала?

— Шэнь Сюань, Цзюньжо не любит, когда обсуждают её дела. Если хочешь что-то узнать, спроси её сама. Что сможет рассказать, она тебе расскажет, — это было всё, чем Чу Мэн могла ей помочь.