В тот год в Пекине дождей выпало больше обычного — даже больше, чем в южных краях, откуда совсем недавно уехала Шан Чжитао. Мелкая морось не прекращалась, а над облаками словно клубился лёгкий дымок — и нельзя было понять, была ли эта картина задумчиво-живописной или же холодно-отстранённой.
Шан Чжитао возилась с двумя огромными дорожными чемоданами: один до краёв был забит книгами, другой — одеждой и обувью. Больше у неё не было ничего. Из Нанкина* в Пекин — в свои двадцать два года она впервые в жизни решилась на самостоятельный переезд.
П.п: Нанкин (南京) - крупный город на востоке Китая, административный центр провинции Цзянсу.
Мелкие капельки пота блестели на лбу и щеках, лицо раскраснелось, будто её опалило жаром. «Завтра обязательно куплю вентилятор», — прикинула она про себя.
Тесная комнатка-«перегородка» стала ещё более захламлённой из-за двух чемоданов. Из соседней комнаты донёсся звонкий девичий голос:
— В выходные я к тебе приеду, ладно? У меня рядом новая соседка, а тут звукоизоляция ни к чёрту.
Шан Чжитао не сразу поняла, что речь идёт о ней. Надев наушники, включила музыку и продолжила разбирать вещи — только теперь делала это тише. Перед отъездом старшая подруга Яо Бэй уже предупреждала: «Живя в этом городе, старайся быть терпимее — ведь вокруг полно людей, которые тоже живут не без труда». Теперь Чжитао смутно начинала понимать, что именно та имела в виду.
Она вообще-то собиралась остаться работать на юге, но тогда расстояние до родителей стало бы слишком большим. После долгих раздумий отправила резюме только в пекинские компании. Выпускница не самого престижного университета, она с трудом поверила в удачу, когда получила специальное приглашение на работу. Чжитао чувствовала себя невероятно везучей.
Когда всё было расставлено по местам, она окинула взглядом крошечную комнату и поняла, насколько она убога. На фотографиях, что прислал агент, жильё выглядело терпимо. Но сейчас, в этой пустой дощатой коробке, кроме кровати с цветастым покрывалом, и взгляду зацепиться было не за что.
Устроившись на кровати с поднятыми коленями, она достала блокнот и принялась тщательно записывать, что нужно купить в ближайшее время. Готовить? У неё был лишь небольшой электрический котелок и миска с рисунком ночного Циньхуая, привезённые из общаги. Стирать? Здесь имелась общая стиральная машина, пользоваться которой она не решалась. Всё, о чём раньше в студенчестве и не думала, теперь приходилось продумывать и решать самой.
Список вышел на три страницы — и весь он в её глазах складывался в одно слово: «деньги».
Деньги у неё были, хоть и немного: во время учёбы она подрабатывала, откладывая по чуть-чуть. А несколько дней назад отец, опасаясь, что дочери будет тяжело, перевёл ей на счёт десять тысяч юаней.
Шан Чжитао не хотела тратить их попусту. Пройдясь глазами по списку, она поделила покупки на три колонки: «Купить в ближайшие дни», «Купить после первой зарплаты» и «Купить после второй».
Но вдруг осознала, как забавно и жалко она сейчас выглядит, и откинула блокнот в сторону. Плюхнулась на кровать и, смеясь, зарылась лицом в подушку. Её детская наивность ещё не успела выветриться, движения были порывистыми, а о том, что ждёт впереди, она не имела ни малейшего понятия.
«Да и пусть!» — решила она.
Ей казалось, что она смелая, но к ночи эта смелость незаметно прошла. Спрыгнув с кровати, Чжитао подвинула чемоданы к самой двери, сложив их один на другой, чтобы надёжно заслонить вход. Спать было тревожно, в животе давила ноющая потребность выйти в туалет, но она терпела, крепко зажмурив глаза и мысленно считая овец. В теле боролись сонливость, страх, капризная потребность и хрупкая смелость.
Первая ночь одиночества в чужом городе была мучительно долгой.
Наутро дождь всё ещё не прекращался. Едва открыв глаза, Чжитао вспомнила, что неподалёку от её квартиры есть фермерский рынок. Она заметила его еще вчера, когда ехала на автобусе, и решила сходить туда за кое-какими мелочами.
Надев дождевик, она отодвинула чемоданы и открыла дверь. В коридоре, у раковины, Чжитао увидела девушку, которая стирала бельё. Хрупкая, мягкая — чем-то напоминала южанку.
— Привет, я Шан Чжитао, — улыбнулась она.
— Привет, я Сунь Юй, — так же улыбнулась соседка. Голос показался Чжитао знакомым: это и была та девушка из соседней комнаты. — На улице всё ещё дождь. Куда ты собралась?
— Я хочу сходить на фермерский рынок, купить кое-что.
— Там воры шастают. Ты ведь только приехала в Пекин, да? Одной неудобно, я провожу тебя, — Сунь Юй вытерла руки и вприпрыжку убежала за зонтом.
— А ты сегодня не работаешь?
— Уволилась, — взгляд её чуть помрачнел, но тут же она пошла вперёд, показывая дорогу.
Дом, в котором они жили, был старым. Лестничные пролёты загромождены всяким хламом, света едва хватало, чтобы разглядеть ступени. Чжитао достала маленький фонарик.
— Смотри под ноги, — предупредила она.
Наконец они выбрались наружу. Мелкий дождь барабанил по дождевику, создавая тихий шорох.
— Ты откуда? — спросила Сунь Юй.
— Из Бинчэна.* А ты?
П.п: Бинчэн (冰城) — букв. «ледяной город»; неофициальное поэтическое название Харбина (哈尔滨), столицы провинции Хэйлунцзян, из-за его знаменитого ледового фестиваля и холодного климата.
— Из Гуйчжоу.*
П.п: Гуйчжоу (贵州) — провинция на юго-западе Китая, известная гористыми ландшафтами и этническим разнообразием.
— Ого, Гуйчжоу… так далеко, — вырвалось у Чжитао. Она родилась в Бинчэне, а за годы учёбы выбралась лишь в окрестности Нанкина. Для неё Гуйчжоу казался почти на краю света.
Сунь Юй засмеялась, заметив, как у новой соседки широко распахнулись глаза:
— Ты такая милая.
Чжитао, не ожидавшая такого комплимента, смутилась, слегка покраснела и только хихикнула в ответ.
Дорога к рынку была грязной и вязкой — они шли, утопая по щиколотку в грязи, пока наконец не достигли прилавков. Там продавалось всё на свете. Чжитао купила миски, ложки, кастрюльки, четыре пластиковых таза разного размера, подставку под цветы, несколько горшков с растениями… и ночную утку.
Сунь Юй, заметив, как та, краснея, прячет покупку в чёрный пакет, тихонько сказала:
— Когда я только приехала, тоже такую купила. Это не стыдно.
— Агент сказал, что в двух других комнатах живут парни, только недавно начавшие работать. Но я их ни разу не видела… немного страшно, — призналась Чжитао.
— Осторожность — это правильно. И беречь себя — тоже правильно, — сказала Сунь Юй на своём мягком, но в то же время твёрдом гуйчжоуском диалекте. В её голосе слышалась особая мелодичность.
Им пришлось сходить на рынок три раза, прежде чем всё было куплено.
В самом центре рынка находилась забегаловка с говяжьей лапшой, от которой в дождливом воздухе тянуло густым, пряным ароматом. Обе почувствовали голод, и Чжитао в знак благодарности за помощь пригласила Сунь Юй поесть по миске банмяня.
Так, на второй день после переезда в этот город, у Шан Чжитао появилась подруга.
Сунь Юй только что уволилась, а её парень жил на другом конце города, и она с охотой вызвалась помочь Чжитао обустроить её крошечную комнату. Под их руками убогое жильё преобразилось, появилось даже что-то вроде уюта и легкого художественного настроения.
— Ты что, художница? — удивилась Сунь Юй, окинув взглядом результат.
— Да нет же! — Чжитао, сидя на кровати по-турецки, с удовольствием рассматривала обновлённый уголок. Потом кивнула сама себе, похвалив: — Неплохо вышло.
Её простодушие вызвало у Сунь Юй улыбку. Она присела рядом. От Чжитао исходил лёгкий, едва уловимый аромат, а сама она была такая чистая, аккуратная, словно чистый лист бумаги, на котором ещё не написано ни слова. Сунь Юй поймала себя на мысли, что уже давно не встречала девушек с такой безмятежной, послушной внешностью.
— Сколько тебе лет? — тихо спросила Сунь Юй.
— Двадцать два. А тебе?
— Двадцать пять. А в Пекин ты зачем приехала?
— По распределению устроилась в одну компанию. В понедельник выхожу на работу, — Чжитао говорила с улыбкой, а глаза её при этом мягко и красиво изгибались.
— Компания далеко отсюда?
— Ещё не была там, но старшая подруга сказала, что в среднем ехать минут восемьдесят.
— Это очень хорошо, не слишком далеко, — кивнула Сунь Юй.
В Пекине восемьдесят минут в дороге — вполне среднее время в пути. Город ведь огромный.
Чжитао не считала это проблемой: в студенческие годы она каждую неделю ездила из кампуса к горе Цзиньшань, тратя по четыре часа в оба конца. Она умела заполнять дорогу чтением и музыкой, так что время пролетало быстро и без тягостных ощущений.
Она с нетерпением ждала новой работы и новой жизни, и сам город казался ей полон обещаний.
Под подушкой у неё лежал ежедневник: накануне она наклеила туда три тонких, почти прозрачных автобусных билетика, которыми пользовалась, когда ехала от вокзала до квартиры. На билете она написала: «10 июля. Здравствуй, Пекин».
Вечером, лёжа в постели и слушая дождь за окном, она словно вернулась на юг. Ей всё ещё казалось, что выпуск из университета пришёл слишком быстро, а дни, когда, спеша на лекции, вскакивала с кровати, уже навсегда остались в прошлом.
Шан Чжитао почувствовала лёгкое одиночество.
Она сидела, уставившись на тусклую лампу у изголовья, в полной тишине, нарушаемой лишь ровным шумом дождя. Сон не шёл. В полумраке она просто лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам за дверью.
Немного тянуло домой.
Немного тянуло обратно в университет — к однокурсникам, к привычной жизни.
У неё защипало в носу.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|