Пролог. Принятие. 

Печаль. Я не чувствовал ничего, кроме печали. Я осмотрел комнату, в которой находился. Все пространство было заполнено непрерывно пищащими аппаратами, поддерживающими во мне жизнь. Пахло чем-то стерильным. Рядом — мои немногочисленные близкие, а внутри — знание, что я скоро умру. В голове крутилась только одна мысль: ни один родитель не должен видеть, как умирает его ребёнок. Повернув голову, я посмотрел на маму и папу — Шэрол и Стива Барнсов, — и начал всхлипывать:

- Мне жаль. Мне так жаль...

В том, что я умирал, не было моей вины, как не было и чьей-либо ещё, но мне все равно было больно думать о том, через что моим родителям придется пройти, когда меня не станет. Я умирал от рака, а если точнее — от сердечной саркомы, рака сердца. Это продолжалось уже так долго... Мне начало казаться, что я готов.

Оказалось, что нет.

В последнее время мне становилось все хуже и хуже: боль в груди, усталость и пересиливающие всё остальное страх и чувство вины. Страх близости конца и страх перед тем, что будет после. Я много слышал о “принятии”, и изо всех сил старался убедить себя, что все будет хорошо. Но я не религиозен, в моём представлении  за смертью должно последовать абсолютное ничто, и страх перед этим пронизывал каждую клеточку моего сознания.

Но хуже всего было чувство вины за то, что я оставил свою семью. Я понимал, что не сделал ничего плохого, но всё равно не мог не чувствовать вины перед родителями, которым придётся смириться с потерей своего единственного ребенка, едва дожившего до 23 лет. На то, чтобы обеспечить мне комфорт в последние несколько месяцев, ушло немало денег, я знал об этом. Моя семья не была бедной, но назвать нас богачами было нельзя.

Внезапно к краю больничной койки подступил дядя Шейн и накрыл мою руку своей. Дядя — брат моего отца. Он всегда был рядом, когда я рос. Честно говоря, я воспринимал его как второго папу. Они с отцом даже работали вместе, в строительной компании. Дядя посмотрел на меня с печалью, наклонился и прошептал мне на ухо:

— Я позабочусь о них. Не волнуйся об их будущем.

Я посмотрел прямо на него, и он не отвел глаз. Никогда прежде я не видел столько решимости, понимания и печали в одном взгляде. И самого дядю я тоже никогда не видел таким. Он всегда был душой любой компании и постоянно шутил.

И вдруг я ощутил, как где-то глубоко внутри зазвучал голос, о котором мне говорили в течение долгих лет, но который я уже не надеялся услышать.

Принятие.

Мое время подошло к концу. Когда я это понял, с моих плеч как будто свалился тяжелый груз. Я лежал на кровати со слезами на глазах, но теперь, наконец, это были слёзы принятия. В последний раз оглядев комнату, в последний раз взглянув на родителей и  дядю, я медленно закрыл глаза. Жизнь, которую я знал, наконец-то закончилась.