План Зориана по подрыву имперского арсенала на набережной был, как всегда, блестящим, дерзким и смертельно опасным. Пока Совет Изгнанников обсуждал детали, распределяя роли между людьми, дварфами и эльфами, Фенрир чувствовал себя не в своей тарелке. Ярость, его верная спутница, которая всегда кипела в нём бурным ключом, теперь будто ушла вглубь, сменившись тяжёлым, гулким беспокойством.
Он видел, как Каэлин носился с идеей ритуала, который мог бы укрепить печати Безмолвного Короля, используя все три артефакта. Видел решимость в глазах Серафины и холодную расчетливость Зориана. Они полагались на него, на его дикую силу. Но после монастыря, после того как он увидел истинную природу своего проклятия — не как наказания, а как древнего дара, цены выживания — его собственная мощь казалась ему... неуклюжей. Необученной. Как если бы он всю жизнь размахивал кузнечным молотом, пытаясь выполнить работу ювелира.
Всю его жизнь Древняя Кровь была источником стыда и боли. Она отделяла его от сородичей, чей звериный облик был более контролируемым. Она заставляла его бояться самого себя, каждую полнолунную ночь запираясь в подземных клетках, чтобы не навредить тем, кого любил. Теперь он знал — клетка была не в железе, а в его собственном разуме.
Ночью, когда лагерь в катакомбах затихал, засыпая тревожным сном, он подошёл к Каэлину. Тот сидел у слабого света светлячков, изучая древние свитки, принесённые эльфами.
— Маг, — голос Фенрира прозвучал глуше обычного. — Ты говорил с духами и памятью камней. А можешь поговорить с кровью?
Каэлин поднял взгляд. Он увидел не привычного свирепого воина, а человека на распутье.
— С твоей кровью? — уточнил он. Фенрир кивнул.
— В монастыре... я увидел начало. Но не путь. Чтобы контролировать это, а не сдерживать... мне нужен Обряд Предков. Он проводится в Духовном Мире. Мои предки... они не просто призраки. Они — сама сила, текущая во мне.
— Это опасно? — спросил Каэлин, уже зная ответ.
— Опасно? — Фенрир усмехнулся, оскалив клыки. — Это верная смерть для того, кто не готов. Дух может поглотить слабую волю. Я могу выйти оттуда не собой. Или не выйти вовсе. Но если я не сделаю этого... в грядущей битве я стану обузой. Или, что хуже, оружием в руках врага. Безмолвный Король любит играть на такой боли.
Каэлин долго смотрел на него, и Фенрир видел, как в его глазах мелькают отсветы чужих воспоминаний — вероятно, тех, кто уже проходил подобное.
— Что тебе нужно?
— Стража, — просто сказал Фенрир. — Моё тело останется здесь. Беззащитным. А дух уйдёт в охотничьи угодья предков. Если что-то пойдёт не так... если моя сущность начнёт растворяться... мне нужен кто-то, кто сможет вернуть меня. Сильным внешним импульсом. Яростью. Болью. Чем угодно, что напомнит мне, кто я сейчас. Не тогда, в прошлом. А здесь и сейчас.
— Мы будем твоей стражей, — раздался твёрдый голос сзади. Это были Серафина и Зориан. Они подошли, услышав разговор.
— Моя вера создана, чтобы противостоять тьме, в том числе и той, что рвётся изнутри, — сказала паладин.
— А я просто дам тебе пинка, если ты начнёшь сливаться с какими-то призраками, — с усмешкой добавил Зориан, но во взгляде его читалась полная серьёзность.
Фенрир почувствовал странное тепло в груди, которое не имело ничего общего с яростью его крови. Это было чувство принадлежности. Стаи.
Обряд проводили в самом отдалённом гроте катакомб, где когда-то древние зверолюди совершали свои таинства. Фенрир начертил на земле круг охрой и солью, сев в его центр. Он выглядел непривычно спокойным.
— Не дайте мне потеряться, — были его последние слова перед тем, как его глаза закатились, и он погрузился в глубокий транс. Его тело осталось сидеть в неестественной неподвижности, но каждый мускул был напряжён, как струна.
Каэлин, Серафина и Зориан образовали вокруг него треугольник. Они не знали, что увидят, но были готовы ко всему.
А Фенрир... Фенрир очнулся в мире без стен. Над ним простиралось небо цвета старой меди, а под ногами колыхалась степь из пепла и серебристой полыни. Воздух дрожал от зноя и звериного рёва, доносящегося из-за горизонта. Это были Духовные Угодья — отражение коллективного сознания его рода.
Перед ним стояли тени. Великие вожди и воины прошлого, чьи души стали частью проклятия-дара. Их облик был ещё более звериным, почти божественным в своей дикой мощи.
— Слабый отпрыск, — проревел один из них, дух огромного волка с глазами-углями. — Ты приходишь к нам, дрожа от страха перед самим собой.
— Ты носил нашу кровь как оковы, — зашипела тень женщины-рыси, гибкой и смертоносной. — А она — это крылья.
Они набросились на него. Но это не была битва когтей и зубов. Это была битва воли. Каждый дух вонзался в его сознание, заставляя его переживать моменты их жизни — первобытную ярость, не знающую узды, охоту, где стиралась грань между зверем и разумным существом, боль потери и пьянящую радость абсолютной свободы.
Фенрир чувствовал, как его собственная личность, его «я», начинает растворяться в этом хоре древних инстинктов. Он был уже не Фенриром из клана Пепельной Гривы, а просто... зверем. Очередным звеном в бесконечной цепи.
«Забудь... Забудь свою боль... Стань частью нас... Стань силой без разума...»
Этот шёпот был знакомым. Это был не голос предков. Это был Безмолвный Король. Он проник и сюда, в самые глубины духа, предлагая самое простое решение — отказаться от себя.
И Фенрир был готов поддаться. Это было так легко...
Внезапно извне донёсся луч... чего-то ещё. Яркий, тёплый, чужой. Это была вера Серафины. Он ощущал её как нерушимый щит вокруг его растворяющегося духа, напоминание о долге и чести.
Затем — острая, колкая нить. Циничная, живучая. Воля Зориана. Напоминание о хитрости, о дружбе, о том, что нельзя сдаваться, потому что иначе ты подведёшь тех, кто рассчитывает на тебя.
И наконец — поток. Река воспоминаний. Не только его, но и тысяч других существ. Боль, да, но и радость, надежда, любовь. Это был Каэлин, использовавший Кристалл Воспоминаний как якорь. Он показывал Фенриру его собственные воспоминания: первую победу в юношеских состязаниях, уважение в глазах сородичей, крепкое плечо товарища в бою, общую чашу у костра с Каэлином, Серафиной и Зорианом.
«Я... Фенрир... Сын Грима... Воин Пепельной Гривы... Друг...»
Он не был просто зверем. Он не был просто тенью предков. Он был ими всеми, но и чем-то большим. Он был собой.
Собрав всю свою волю, он не стал отталкивать духи. Он принял их. Вобрал в себя. Он ощутил их ярость, но подчинил её своему разуму. Их силу, но направил её своей волей.
В гроте тело Фенрира вдруг содрогнулось. Из его груди вырвался свет, и его облик начал меняться. Это был не мучительный переход в оборотня, а плавное, величественное преображение. Он стал выше, мощнее. Его шерсть приобрела серебристый отлив, а в глазах загорелся не просто звериный огонь, а мудрость и ясность духа, обуздавшего свою природу. Когти на его руках блеснули, как отполированная сталь.
Он открыл глаза. Дыхание было ровным, глубоким. Он встал, и теперь его присутствие ощущалось не просто как воин, а как природная стихия. Гроза, принявшая форму.
Он посмотрел на своих друзей, измождённых от напряжения.
— Я помню, — сказал он, и его голос приобрёл новые, низкие обертоны. — Я — это я. И я готов.
Теперь у Союза Изгнанников был не просто берсерк. У них был Воин Древней Крови. И это меняло всё.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|