Глава 3

Бегут берега —за видом вид.Подо мной —подушка-лед.Ветром ладожским гребень завит.Летитльдышка-плот.Спасите! — сигналю ракетой слов.Падаю, качкой добитый.Речка кончилась —море росло.Океан —большой до обиды.Спасите!Спасите!..Сто раз подрядреву батареей пушечной.Внизуподо мнойрастет квадрат,остров растет подушечный.Замирает, замирает,замирает гул.Глуше, глуше, глуше...Никаких морей.Я —на снегу.Кругом —вёрсты суши.Суша — слово.Снегами мокра.Подкинут метельной банде я.Что за земля?Какой это край?Грен-лап-люб-ландия?

Из облака вызрела лунная дынка,стену̀ постепенно в тени оттеня.Парк Петровский.Бегу.Ходынказа мной.Впереди Тверской простыня.А-у-у-у!К Садовой аж выкинул «у»!Оглоблейили машиной,но толькомордойаршин в снегу.Пулей слова матершины.«От нэпа ослеп?!Для чего глаза впря̀жены?!Эй, ты!Мать твою разнэп!Ряженый!»Ах!Да ведья медведь.Недоразуменье!Надо —прохожим,что я не медведь,только вышел похожим.

Вонот заставыидет человечек.За шагом шаг вырастает короткий.Лунаголову вправила в венчик.Я уговорю,чтоб сейчас же,чтоб в лодке.Это — спаситель!Вид Иисуса.Спокойный и добрый,венчанный в луне.Он ближе.Лицо молодое безусо.Совсем не Исус.Нежней.Юней.Он ближе стал,он стал комсомольцем.Без шапки и шубы.Обмотки и френч.То сложит руки,будто молится.То машет,будто на митинге речь.Вата снег.Мальчишка шел по вате.Вата в золоте —чего уж пошловатей?!Но такая грусть,что стойи грустью ранься!Расплывайся в процыганенном романсе.

Мальчик шел, в закат глаза уставя.Был закат непревзойдимо желт.Даже снег желтел к Тверской заставе.Ничего не видя, мальчик шел.Шел,вдругвстал.В шелкруксталь.С час закат смотрел, глаза уставя,за мальчишкой легшую кайму.Снег хрустя разламывал суставы.Для чего?Зачем?Кому?Был вором-ветром мальчишка обыскан.Попала ветру мальчишки записка.Стал ветер Петровскому парку звонить:— Прощайте...Кончаю...Прошу не винить...

До чего жна меня похож!Ужас.Но надо ж!Дернулся к луже.Залитую курточку стягивать стал.Ну что ж, товарищ!Тому еще хуже —семь лет он вот в это же смотрит с моста.Напялил еле —другого калибра.Никак не намылишься —зубы стучат.Шерстищу с лапищ и с мордищи выбрил.Гляделся в льдину...бритвой луча...Почти,почти такой же самый.Бегу.Мозги шевелят адресами.Во-первых,на Пресню,туда,по задворкам.Тянет инстинктом семейная норка.За мнойвсероссийские,теряясь точкой,сын за сыном,дочка за дочкой.

— Володя!На Рождество!Вот радость!Радость-то во!.. —Прихожая тьма.Электричество комната.Сразу —наискось лица родни.— Володя!Господи!Что это?В чем это?Ты в красном весь.Покажи воротник!— Не важно, мама,дома вымою.Теперь у меня раздолье —вода.Не в этом дело.Родные!Любимые!Ведь вы меня любите?Любите?Да?Так слушайте ж!Тетя!Сестры!Мама!Туши́те елку!Заприте дом!Я вас поведу...вы пойдете...Мы прямо...сейчас же...всевозьмем и пойдем.Не бойтесь —это совсем недалёко —600 с небольшим этих крохотных верст.Мы будем там во мгновение ока.Он ждет.Мы вылезем прямо на мост.— Володя,родной,успокойся! —Но я имна этот семейственный писк голосков:— Так что ж?!Любовь заменяете чаем?Любовь заменяете штопкой носков?

Не вы —не мама Альсандра Альсеевна.Вселенная вся семьею засеяна.Смотрите,мачт корабельных щетина —в Германию врезался Одера клин.Слезайте, мама,уже мы в Штеттине.Сейчас,мама,несемся в Берлин.Сейчас летите, мотором урча, вы:Париж,Америка,Бруклинский мост,Сахара,и здесьс негритоской курчавойлакает семейкой чай негритос.Сомнете перинойи волюи камень.Коммуна —и то завернется комом.Столетияжили своими домкамии нынче зажили своим домкомом!Октябрь прогремел,карающий,судный.Выпод его огнепёрым крыломрасставились,разложили посудины.Паучьих волос не расчешешь колом.Исчезни, дом,родимое место!Прощайте! —Отбросил ступѐней последок.— Какое тому поможет семейство?!Любовь цыплячья!Любвишка наседок!

Бегу и вижу —всем в видукудринскими вышкамисебе навстречусамидус подарками подмышками.Мачт крестами на буре распластан,корабль кидает балласт за балластом.Будь проклята,опустошенная легкость!Домами оскалила ска̀лы далекость.Ни люда, ни заставы нет.Горят снега,и го̀ло.И только из-за ставенекв огне иголки елок.Ногам вперекор,тормозами на быстрыевставали стены, окнами выстроясь.По стекламтенифигурками тиравертелись в окне,зазывали в квартиры.С Невы не сводит глаз,продрог,стоит и ждет —помогут.За первый встречный за порогзакидываю ногу.В передней пьяный проветривал бредни.Стрезвел и дернул стремглав из передней.Зал заливался минуты две:— Медведь,медведь,медведь,медв-е-е-е-е... —

Потом,извертясь вопросительным знаком,хозяин полглаза просунул:— Однако!Маяковский!Хорош медведь! —Пошел хозяин любезностями медоветь:— Пожалуйста!Прошу-с.Ничего —я боком.Нечаянная радость-с, как сказано у Блока.Жена — Фекла Двидна.Дочка,точь-в-точьв меня, видно —семнадцать с половиной годочков.А это...Вы, кажется, знакомы?! —Со страха к мышам ушедшие в норы,из-под кровати полезли партнеры.Усища —к стеклам ламповым пыльники —из-под столов пошли собутыльники.Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели.Весь безлицый парад подсчитать ли?Идут и идут процессией мирной.Блестят из бород паутиной квартирной.Все так и стоит столетья,как было.Не бьют —и не тронулась быта кобыла.Лишь вместо хранителей ду́хов и фейангел-хранитель —жилец в галифе.Но самое страшное:по росту,по кожеодеждой,сама походка моя! —в одномузнал —близнецами похожи —себя самого —самя.С матрацев,вздымая постельные тряпки,клопы, приветствуя, подняли лапки.Весь самовар рассиялся в лучики —хочет обнять в самоварные ручки.В точках от мухвеночкис обоеввенчают голову сами собою.Взыграли туш ангелочки-горнисты,пророзовев из иконного глянца.Исус,приподняввенок тернистый,любезно кланяется.Маркс,впряженный в алую рамку,и то тащил обывательства лямку.Запели птицы на каждой на жердочке,герани в ноздри лезут из кадочек.Как былисидя снятына корточках,радушно бабушки лезут из карточек.Раскланялись все,осклабились враз;кто басом фразу,кто в дискантдьячком.— С праздничком!С праздничком!С праздничком!С праздничком!С праз-нич-ком! —Хозяинто тронет стул,то дунет,сам со скатерти крошки вымел.— Да я не знал!..Да я б накануне...Да, я думаю, занят...Дом...Со своими...

Мои свои?!Д-а-а-а —это особы.Их ведьма разве сыщет на венике!Мои своис Енисеяда с Обиидут сейчас,следят четвереньки.Какой мой дом?!Сейчас с него.Подушкой-льдомплыл Невой —мой доммеж дамбстал льдом,и там...Я брал словато самые вкрадчивые,то страшно рыча,то вызвоня лирово.От выгод —на вечную славу сворачивал,молил,грозил,просил,агитировал.— Ведь это для всех...для самих...для вас же...Ну, скажем, «Мистерия» —ведь не для себя ж?!Поэт там и прочее...Ведь каждому важен...Не только себе ж —ведь не личная блажь...Я, скажем, медведь, выражаясь грубо...Но можно стихи...Ведь сдирают шкуру?!Подкладку из рифм поставишь —и шуба!..Потом у камина...там кофе...курят...Дело пустяшно:ну, минут на десять...Но нужно сейчас,пока не поздно...Похлопать может...Сказать —надейся!..Но чтоб теперь же...чтоб это серьезно... —Слушали, улыбаясь, именитого скомороха.Катали по̀ столу хлебные мякиши.Слова об лоби в тарелку —горохом.Один расчувствовался,вином размягший:— Поооостой...поооостой...Очень даже и просто.Я пойду!..Говорят, он ждет...на мосту...Я знаю...Это на углу Кузнецкого мо́ста.Пустите!Нукося! —По углам —зуд:— Наззз-ю-зззюкался!Будет ныть!Поесть, попить,попить, поесть —и за 66!Теорию к лешему!Нэп —практика.Налей,нарежь ему.Футурист,налягте-ка! —Ничуть не смущаясь челюстей целостью,пошли греметь о челюсть челюстью.Шлииз артезианских прорвмеж рюмкойслова поэтических споров.В матрац,поздоровавшись,влезли клопы.На вещи насела столетняя пыль.А тот стоит —в перила вбит.Он ждет,он верит:скоро!Я снова лбом,я снова в бытвбиваюсь слов напором.Опятьатакую и вкривь и вкось.Но странно:слова проходят насквозь.

Стихает бас в комариные трельки.Подбитые воздухом, стихли тарелки.Обои,стеныблёкли...блёкли...Тонули в серых тонах офортовых.Со стенкина город разросшийсяБёклинМосквой расставил «Остров мертвых».Давным-давно.Подавно —теперь.И нету проще!Вонв лодке,скутан саваном,недвижный перевозчик.Не то моря,не то поля —их шорох тишью стерт весь.А за морями —тополявозносят в небо мертвость.Что ж —ступлю!И сразутополисорвались с мест,пошли,затопали.Тополи стали спокойствия мерами,ночей сторожами,милиционерами.Расчетверившись,белый Харонстал колоннадой почтамтских колонн.

Так с топором влезают в сон,обметят спящелобых —и сразуисчезает всё, и видишь только обух.Так барабаны улицв сонвойдут,и сразу вспомнится,что вот тоскаи угол вон,за нимона —виновница.Прикрывши окна ладонью угла,стекло за стеклом вытягивал с краю.Вся жизньна карты окон легла.Очко стекла —и я проиграю.Арап —миражей шулер —по окнамразметил нагло веселия крап.Колода стеклаторжеством яркоогнимсияет нагло у ночи из лап.Как было раньше —вырасти б,стихом в окно влететь.Нет,никни к сте́нной сырости.И стихи дни не те.Морозят камни.Дрожь могил.И редко ходят веники.Плевками,снявши башмаки,вступаю на ступеньки.Не молкнет в сердце боль никак,кует к звену звено.Вот так,убив,Раскольниковпришел звенеть в звонок.Гостьё идет по лестнице...Ступеньки бросил —стенкою.Стараюсь в стенку вплесниться,и слышу —струны тенькают.Быть может, селавот такневзначай она.Лишь для гостей,для широких масс.А пальцысамив пределе отчаяньяведут бесшабашье, над горем глумясь.

А во́роны гости?!Дверье крылораз сто по бокам коридора исхлопано.Горлань горланья,оранья орло́ко мне доплеталось пьяное допьяна.Полосащели.Голоса́еле:«Аннушка —ну и румянушка!»Пироги...Печка...Шубу...Помогает...С плечика...Сглушило слова уанстепным темпом,и снова слова сквозь темп уанстепа:«Что это вы так развеселились?Разве?!»Сли́лись...Опять полоса осветила фразу.Слова непонятны —особенно сразу.Слова так(не то чтоб со зла):«Один тут сломал ногу,так вот веселимся, чем бог послал,танцуем себе понемногу».Да,их голоса́.Знакомые выкрики.Застыл в узнаваньи,расплющился, нем,фразы крою́ по выкриков выкройке.Да —это они —они обо мне.Шелест.Листают, наверное, ноты.«Ногу, говорите?Вот смешно-то!»И сновав тостах стаканы исчоканы,и сыплют стеклянные искры из щек они.И сновапьяное:«Ну и интересно!Так, говорите, пополам и треснул?»«Должен огорчить вас, как ни грустно,не треснул, говорят,а только хрустнул».И сновахлопанье двери и карканье,и снова танцы, полами исшарканные.И сновастен раскаленные степипод ухом звенят и вздыхают в тустепе.

Стою у стенки.Я не я.Пусть бредом жизнь смололась.Но только б, только б не еяневыносимый голос!Я день,я год обыденщине пре́дал,я сам задыхался от этого бреда.Онжизнь дымком квартирошным выел.Звал:решисьс этажейв мостовые!Я бегал от зова разинутых окон,любя убегал.Пускай однобоко,пусть лишь стихом,лишь шагами ночными —строчишь,и становятся души строчными,и любишь стихом,а в прозе немею.Ну вот, не могу сказать,не умею.Но где, любимая,где, моя милая,где— в песне! —любви моей изменил я?Здеськаждый звук,чтоб признаться,чтоб кликнуть.А только из песни — ни слова не выкинуть.Вбегу на трель,на гаммы.В упор глазамив цель!Гордясь двумя ногами,Ни с места! — крикну. —Цел! —Скажу:— Смотри,даже здесь, дорогая,стихами громя обыденщины жуть,имя любимое оберегая,тебяв проклятьях моихобхожу.Приди,разотзовись, на стих.Я, всех оббегав, — тут.Теперь лишь ты могла б спасти.Вставай!Бежим к мосту! —Быком на бойнепод ударбашку мою нагнул.Сборю себя,пойду туда.Секунда —и шагну.

Последняя самая эта секунда,секунда этастала началом,началомневероятного гуда.Весь север гудел.Гудения мало.По дрожи воздушной,по колебаньюдогадываюсь —оно над Любанью.По холоду,по хлопанью дверьюдогадываюсь —оно над Тверью.По шуму —настежь окна раскинул —догадываюсь —кинулся к Клину.Теперь грозой Разумовское за́лил.На Николаевском теперьна вокзале.Всего дыхание одно,а под ногойступенипошли,поплыли ходуном,вздымаясь в невской пене.Ужас дошел.В мозгу уже весь.Натягивая нервов строй,разгуживаясь всё и разгуживаясь,взорвался,пригвоздил:— Стой!Я пришел из-за семи лет,из-за верст шести ста,пришел приказать:Нет!Пришел повелеть:Оставь!Оставь!Не надони слова,ни просьбы.Что толку —тебеодномуудалось бы?!Жду,чтоб землей обезлюбленнойвместе,чтоб всеймировойчеловечьей гущей.Семь лет стою,буду и двестистоять пригвожденный,этого ждущий.У лет на мостуна презренье,на сме́х,земной любви искупителем значась,должен стоять,стою за всех,за всех расплачу́сь,за всех распла́чусь. —

Стены в тустепе ломалисьна́ три,на четверть тона ломались,на сто́...Я, стариком,на каком-то Монмартрелезу —стотысячный случай —на стол.Давно посетителям осточертело.Знают заранеевсё, как по нотам:буду звать(новое дело!)куда-то идти,спасать кого-то.В извинение пьяной нагрузкихозяин гостям объясняет:— Русский! —Женщины —мяса и тряпок вяза́нки —смеются,стащить стараютсяза́ ноги:«Не пойдем.Дудки!Мы — проститутки».Быть Сены полосе б Невой!Грядущих лет брызго́йхожу по мгле по Се́новойвсей нынчести изгой.Саже́нный,обсмеянный,са́женный,битый,в бульварахору через каски военщины:— Под красное знамя!Шагайте!По быту!Сквозь мозг мужчины!Сквозь сердце женщины! —Сегоднягналив особенном раже.Ну и жара же!

Надонемного обветрить лоб.Пойду,пойду, куда ни вело б.Внизу свистят сержанты-трельщики.Телос панелиуносят метельщики.Рассвет.Подымаюсь сенскою сенью,синематографской серой тенью.Вот —гимназистом смотрел ихс парты —мелькают сбоку Франции карты.Воспоминаний последним токомтащился прощатьсяк странам Востока.

С разлету рванулся —и стал,и на́ мель.Лохмотья мои зацепились штанами.Ощупал —скользко,луковка точно.Большое очень.Испозолочено.Под луковкойколоколов завыванье.Вечер зубцы стенные выкаймил.На Иване яВеликом.Вышки кремлевские пиками.Московские окнавидятся еле.Весело.Елками зарождествели.В ущелья кремлёвы волна ударяла:то песня,то звона рождественский вал.С семи холмов,низвергаясь Дарьялом,бросала ТерекомпраздникМосква.Вздымается волос.Лягушкою тужусь.Боюсь —оступлюсь на одну только пядь,и этотстарыйрождественский ужасменяпо Мясницкой закружит опять.

Руки крестом,крестомна вершине,ловлю равновесие,страшно машу.Густеет ночь,не вижу в аршине.Луна.Подо мноюльдистый Машук.Никак не справлюсь с моим равновесием,как будто с Вербы —руками картонными.Заметят.Отсюда виден весь я.Смотрите —Кавказ кишит Пинкертонами.Заметили.Всем сообщили сигналом.Любимых,друзейчеловечьи лентысо всей вселенной сигналом согнало.Спешат рассчитаться,идут дуэлянты.Щетинясь,щерясьеще и еще там...Плюют на ладони.Ладонями сочными,руками,ветром,нещадно,без счетав мочалку щеку истрепали пощечинами.Пассажи —перчаточных лавок початки,дамы,духи развевая паточные,снимали,в лицо швыряли перчатки,швырялись в лицо магазины перчаточные.Газеты,журналы,зря не глазейте!На помощь летящим в морду вещамругнейза газетиной взвейся газетина.Слухом в ухо!Хватай, клевеща!И так я калека в любовном боленьи.Для ваших оставьте помоев ушат.Я вам не мешаю.К чему оскорбленья!Я только стих,я только душа.А снизу:— Нет!Ты враг наш столетний.Один уж такой попался —гусар!Понюхай порох,свинец пистолетный.Рубаху враспашку!Не празднуй труса́! —

Хлеще ливня,грома бодрей,Бровь к брови,ровненько,со всех винтовок,со всех батарей,с каждого маузера и браунинга,с сотни шагов,с десяти,с двух,в упор —за зарядом заряд.Станут, чтоб перевесть дух,и снова свинцом сорят.Конец ему!В сердце свинец!Чтоб не было даже дрожи!В конце концов —всему конец.Дрожи конец тоже.

Окончилась бойня.Веселье клокочет.Смакуя детали, разлезлись шажком.Лишь на Кремлепоэтовы клочьясияли по ветру красным флажком.Да небопопрежнемулирикой зве́здится.Глядитв удивленьи небесная звездь —затрубадури́ла Большая Медведица.Зачем?В королевы поэтов пролезть?Большая,неси по векам-Араратамсквозь небо потопаковчегом-ковшом!С бортазвездолётоммедведьинским братомгорланю стихи мирозданию в шум.Скоро!Скоро!Скоро!В пространство!Пристальней!Солнце блестит горы.Дни улыбаются с пристани.