1

Облака — вокруг,Купола — вокруг.Надо всей Москвой— Сколько хватит рук! —Возношу тебя, бремя лучшее,Деревцо моеНевесомое!

В дивном граде сем,В мирном граде сем,Где и мертвой мнеБудет радостно —Царевать тебе, горевать тебе,Принимать венец,О мой первенец!

Ты постом — говей,Не сурьми бровейИ все сорок — чти́ —Сороков церквей.Исходи пешком — молодым шажком! —Всё привольноеСемихолмие.

Будет тво́й черед:Тоже — дочериПередашь МосквуС нежной горечью.Мне же — вольный сон, колокольный звон,Зори ранниеНа Ваганькове.

Из рук моих — нерукотворный градПрими, мой странный, мой прекрасный брат.

По це́рковке — все́ сорок сороков,И реющих над ними голубков;

И Спасские — с цветами — ворота́,Где шапка православного снята;

Часовню звёздную — приют от зол —Где вытертый — от поцелуев — пол;

Пятисоборный несравненный кругПрими, мой древний, вдохновенный друг.

К Нечаянныя Радости в садуЯ гостя чужеземного сведу.

Червонные возблещут купола,Бессонные взгремят колокола,

И на тебя с багряных облаковУронит Богородица покров,

И встанешь ты, исполнен дивных сил...— Ты не раскаешься, что ты меня любил.

Мимо ночных башенПлощади нас мчат.Ох, как в ночи́ страшенРёв молодых солдат!

Греми, громкое сердце!Жарко целуй, любовь!Ох, этот рёв зверский!Дерзкая — ох! — кровь.

Мо́й — ро́т — разгарчив,Даром, что свят — вид.Как золотой ларчикИверская горит.

Ты озорство прикончи,Да засвети свечу,Чтобы с тобой нончеНе было — как хочу.

Настанет день — печальный, говорят!Отцарствуют, отплачут, отгорят,— Остужены чужими пятаками —Мои глаза, подвижные как пламя.И — двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит лик.

О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!

А издали — завижу ли и Вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.

На ваши поцелуи, о, живые,Я ничего не возражу — впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску.Святая у меня сегодня Пасха.

По улицам оставленной МосквыПоеду — я, и побредете — вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.

И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.

Над городом, отвергнутым Петром,Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибойНад женщиной, отвергнутой тобой.

Царю Петру и Вам, о царь, хвала!Но выше вас, цари, колокола.

Пока они гремят из синевы —Неоспоримо первенство Москвы.

— И целых сорок сороко́в церквейСмеются над гордынею царей!

Над синевою подмосковных рощНакрапывает колокольный дождь.Бредут слепцы калужскою доро́гой —

Калужской, песенной, привычной, и онаСмывает и смывает именаСмиренных странников, во тьме поющих Бога.

И думаю: когда-нибудь и я,Устав от вас, враги, от вас, друзья,И от уступчивости речи русской —

Одену крест серебряный на грудь,Перекрещусь — и тихо тронусь в путьПо старой по дороге по калужской.

Семь холмов — как семь колоколов,На семи колоколах — колокольни.Всех счетом: сорок сороков, —Колокольное семихолмие!

В колокольный я, во червонный деньИоанна родилась Богослова.Дом — пряник, а вокруг плетеньИ церко́вки златоголовые.

И любила же, любила же я первый звон —Как монашки потекут к обедне,Вой в печке, и жаркий сон,И знахарку с двора соседнего.

— Провожай же меня, весь московский сброд,Юродивый, воровской, хлыстовский!Поп, крепче позаткни мне ротКолокольной землей московскою!

Москва! Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси — бездомный.Мы все к тебе придем.

Клеймо позорит плечи,За голенищем — нож.Издалека́-далечеТы всё же позовешь.

На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец ПантелеймонУ нас, целитель, есть.

А вон за тою дверцей,Куда народ валит —Там Иверское сердце,Червонное, горит.

И льется аллилуйяНа смуглые поля.— Я в грудь тебя целую,Московская земля!

Красною кистьюРябина зажглась.Падали листья.Я родилась.

Спорили сотниКолоколов.День был субботний:Иоанн Богослов.

Мне и донынеХочется грызтьЖаркой рябиныГорькую кисть.