«Уехал!.. Что значила бледность егоИ всё, что в ту ночь совершилось?Зачем на сказал он жене ничего?Недоброе что-то случилось!»Я долго не знала покоя и сна,Сомнения душу терзали:«Уехал, уехал! опять я одна!..»Родные меня утешали,Отец торопливость его объяснялКаким-нибудь делом случайным:— Куда-нибудь сам император послалЕго с поручением тайным,Не плачь! Ты походы делила со мной,Превратности жизни военнойТы знаешь; он скоро вернется домой!Под сердцем залог драгоценныйТы носишь: теперь ты беречься должна!Всё кончится ладно, родная;Жена муженька проводила одна,А встретит, ребенка качая!..
Увы! предсказанье его не сбылось!Увидеться с бедной женоюИ с первенцем сыном отцу довелосьНе здесь — не под кровлей родною!
Как дорого стоил мне первенец мой!Два месяца я прохворала.Измучена телом, убита душой,Я первую няню узнала.Спросила о муже. — Еще не бывал! —«Писал ли?» — И писем нет даже. —«А где мой отец?» — В Петербург ускакал.«А брат мой?» — Уехал туда же. —
«Мой муж не приехал, нет даже письма,И брат и отец ускакали, —Сказала я матушке. — Еду сама!Довольно, довольно мы ждали!»И как ни старалась упрашивать дочьСтарушка, я твердо решилась;Припомнила я ту последнюю ночьИ всё, что тогда совершилось,И ясно сознала, что о мужем моимНедоброе что-то творится...
Стояла весна, по разливам речнымПришлось черепахой тащиться.
Доехала я чуть живая опять.«Где муж мой?» — отца я спросила.— В Молдавию муж твой ушел воевать.«Не пишет он?..» Глянул унылоИ вышел отец... Недоволен был брат,Прислуга молчала, вздыхая.Заметила я, что со мною хитрят,Заботливо что-то скрывая;Ссылаясь на то, что мне нужен покой,Ко мне никого не пускали,Меня окружили какой-то стеной,Мне даже газет не давали!Я вспомнила: много у мужа родных,Пишу — отвечать умоляю.Проходят недели — ни слова от них!Я плачу, я силы теряю...
Нет чувства мучительней тайной грозы.Я клятвой отца уверяла,Что я не пролью ни единой слезы, —И он, и кругом всё молчало!Любя, меня мучил мой бедный отец;Жалея, удвоивал горе...Узнала, узнала я всё наконец!..Прочла я в самом приговоре,Что был заговорщиком бедный Сергей:Стояли они настороже,Готовя войска к низверженью властей.В вину ему ставилось тоже,Что он... Закружилась моя голова...Я верить глазам не хотела...«Ужели?..» В уме не вязались слова:Сергей — и бесчестное дело!
Я помню, сто раз я прочла приговор,Вникая в слова роковые:К отцу побежала, — с отцом разговорМеня успокоил, родные!С души словно камень тяжелый упал.В одном я Сергея винила:Зачем он жене ничего не сказал?Подумав, и то я простила:«Как мог он болтать? Я была молода,Когда ж он со мной расставался,Я сына под сердцем носила тогда:За мать и дитя он боялся! —Так думала я. — Пусть беда велика,Не всё потеряла я в мире.Сибирь так ужасна, Сибирь далека,Но люди живут и в Сибири!..»
Всю ночь я горела, мечтая о том,Как буду лелеять Сергея.Под утро глубоким, крепительным сномУснула — и встала бодрее.Поправилось скоро здоровье мое,Приятельниц я повидала,Нашла я сестру — расспросила ееИ горького много узнала!Несчастные люди!.. «Всё время Сергей(Сказала сестра) содержалсяВ тюрьме; не видал ни родных, ни друзей.Вчера только с ним повидалсяОтец. Повидаться с ним можешь и ты:Когда приговор прочитали,Одели их в рубище, сняли кресты,Но право свиданья им дали!..»
Подробностей ряд пропустила я тут...Оставив следы роковые,Доныне о мщенье они вопиют...Не знайте их лучше, родные.
Я в крепость поехала к мужу с сестрой.Пришли мы сперва к «генералу»,Потом нас привел генерал пожилойВ обширную, мрачную залу.«Дождитесь, княгиня! мы будем сейчас!»Раскланявшись вежливо с нами,Он вышел. С дверей не спускала я глаз.Минуты казались часами.Шаги постепенно смолкали вдали,За ними я мыслью летела.Мне чудилось: связку ключей принесли,И ржавая дверь заскрипела.В угрюмой каморке с железным окномИзмученный узник томился.«Жена к вам приехала!..» Бледный лицом,Он весь задрожал, оживился:«Жена!..» Коридором он быстро бежал,Довериться слуху не смея...
«Вот он!» — громогласно сказал генерал,И я увидала Сергея...
Недаром над ним пронеслася гроза:Морщины на лбу появились,Лицо было мертвенно бледно, глазаНе так уже ярко светились,Но больше в них было, чем в прежние дни,Той тихой, знакомой печали;С минуту пытливо смотрели они,И радостью вдруг заблистали,Казалось, он в душу мою заглянул...Я горько, припав к его груди,Рыдала... Он обнял меня и шепнул:— Здесь есть посторонние люди. —Потом он сказал, что полезно емуУзнать добродетель смиренья,Что, впрочем, легко переносит тюрьму,И несколько слов ободреньяПрибавил... По комнате важно шагалСвидетель: нам было неловко...Сергей на одежду свою показал:— Поздравь меня, Маша, с обновкой, —И тихо прибавил: —Пойми и прости,—Глаза засверкали слезою,
Но тут соглядатай успел подойти,Он низко поник головою.Я громко сказала: «Да, я не ждалаНайти тебя в этой одежде».И тихо шепнула:«Я всё поняла.Люблю тебя больше, чем прежде...»— Что делать? И в каторге буду я жить(Покуда мне жизнь не наскучит).—«Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?(Ведь каторга нас не разлучит?)»
— Так вот ты какая! — Сергей говорил,Лицо его весело было...Он вынул платок, на окно положил,И рядом я свой положила,Потом, расставаясь, Сергеев платокВзяла я — мой мужу остался...Нам после годичной разлуки часокСвиданья короток казался,Но что ж было делать! Наш срок миновал —Пришлось бы другим дожидаться...В карету меня подсадил генерал,Счастливо желал оставаться...
Великую радость нашла я в платке:Цалуя его, увидалаЯ несколько слов на одном уголке;Вот что я, дрожа, прочитала:«Мой друг, ты свободна. Пойми — не пеняй!Душевно я бодр и — желаюЖену мою видеть такой же. Прощай!Малютке поклон посылаю...»
Была в Петербурге большая родняУ мужа; всё знать — да какая!Я ездила к ним, волновалась три дня,Сергея спасти умоляя.Отец говорил: «Что ты мучишься, дочь?Я всё испытал — бесполезно!»И правда: они уж пытались помочь,Моля императора слезно,Но просьбы до сердца его не дошли...Я с мужем еще повидалась,И время приспело: его увезли!..Как только одна я осталась,Я тотчас послышала в сердце моем,Что надо и мне торопиться,Мне душен казался родительский дом,И стала я к мужу проситься.
Теперь расскажу вам подробно, друзья,Мою роковую победу.Вся дружно и грозно восстала семья,Когда я сказала: «Я еду!»Не знаю, как мне удалось устоять,Чего натерпелась я... Боже!..Была из-под Киева вызвана мать,И братья приехали тоже:
Отец «образумить» меня приказал.Они убеждали, просили,Но волю мою сам господь подкреплял,Их речи ее не сломили!А много и горько поплакать пришлось...Когда собрались мы к обеду,Отец мимоходом мне бросил вопрос:— На что ты решилась? — «Я еду!»Отец промолчал... промолчала семья...Я вечером горько всплакнула,Качая ребенка, задумалась я...Вдруг входит отец, — я вздрогнула...Ждала я грозы, но, печален и тих,Сказал он сердечно и кротко:— За что обижаешь ты кровных родных?Что будет с несчастным сироткой?Что будет с тобою, голубка моя?Там нужно не женскую силу!Напрасна великая жертва твоя,Найдешь ты там только могилу! —И ждал он ответа, и взгляд мой ловил,Лаская меня и цалуя...— Я сам виноват! Я тебя погубил! —Воскликнул он вдруг, негодуя. —Где был мой рассудок? Где были глаза!Уж знала вся армия наша... —И рвал он седые свои волоса:— Прости! не казни меня, Маша!Останься!.. — И снова молил горячо...Бог знает, как я устояла!Припав головою к нему на плечо,«Поеду!» — я тихо сказала...
— Посмотрим!.. — И вдруг распрямился старик,Глаза его гневом сверкали:— Одно повторяет твой глупый язык:«Поеду!»Сказать не пора ли,Куда и зачем? Ты подумай сперва!Не знаешь сама, что болтаешь!Умеет ли думать твоя голова?Врагами ты, что ли, считаешьИ мать, и отца? Или глупы они...Что споришь ты с ними, как с ровней?Поглубже ты в сердце свое загляни,Вперед посмотри хладнокровней,Подумай!.. Я завтра увижусь с тобой... —
Ушел он, грозящий и гневный,А я, чуть жива, пред иконой святойУпала — в истоме душевной...
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|