Какой-то Муравей был силы непомерной,Какой не слыхано ни в древни времена,Он даже (говорит его историк верной)Мог поднимать больших ячменных два зерна!Притом и в храбрости за чудо почитался:Где б ни завидел червяка,Тотчас в него впивалсяИ даже хаживал один на паука.А тем вошел в такую славуОн в муравейнике своем,Что только и речей там было, что о нем.Я лишние хвалы считаю за отраву;Но этот Муравей был не такого нраву:Он их любил,Своим их чванством мерилИ всем им верил:А ими, наконец, так голову набил,Что вздумал в город показаться,Чтоб силой там повеличаться.На самый крупный с сеном возОн к мужику спесиво всползИ въехал в город очень пышно;Но, ах, какой для гордости удар!Он думал, на него сбежится весь базар,Как на пожар;А про него совсем не слышно:У всякого забота там своя.Мой Муравей, то взяв листок, потянет,То припадет он, то привстанет:Никто не видит Муравья.Уставши, наконец, тянуться, выправляться,С досадою Барбосу он сказал,Который у воза хозяйского лежал:«Не правда ль, надобно признаться,Что в городе у васНарод без толку и без глаз?Возможно ль, что меня никто не примечает,Как ни тянусь я целый час;А, кажется, у насМеня весь муравейник знает».И со стыдом отправился домой.
Так думает инойЗатейник,Что он в подсолнечной гремит.А он — дивитСвой только муравейник*.
Заключительное нравоучение первоначально читалось:
Так, дворянин или чиновник там инойВ уезде у себя и важен, и завиден.И всех он там знатней,И всех славней,И всех умней,В столицу ж приезжай — как этот муравей,Чуть-чуть он будет виден.
(Нет комментариев)
|
|
|
|