I

В одном из городов Италии счастливойКогда-то властвовал предобрый, старый Дук,Народа своего отец чадолюбивый,Друг мира, истины, художеств и наук.Но власть верховная не терпит слабых рук,А доброте своей он слишком предавался.Народ любил его и вовсе не боялся.В суде его дремал карающий закон,Как дряхлый зверь уже к ловитве неспособный.Дук это чувствовал в душе своей незлобнойИ часто сетовал. Сам ясно видел он,Что хуже дедушек с дня на день были внуки,Что грудь кормилицы ребенок уж кусал,Что правосудие сидело сложа рукиИ по носу его ленивый не щелкал.

Нередко добрый Дук, раскаяньем смущенный,Хотел восстановить порядок упущенный;Но как? Зло явное, терпимое давно,Молчанием суда уже дозволено,И вдруг его казнить совсем несправедливоИ странно было бы — тому же особливо,Кто первый сам его потворством ободрял.Что делать? долго Дук терпел и размышлял;Размыслив наконец, решился он на времяПредать иным рукам верховной власти бремя,Чтоб новый властелин расправой новой могПорядок вдруг завесть и был бы крут и строг.

Был некто Анджело, муж опытный, не новыйВ искусстве властвовать, обычаем суровый,Бледнеющий в трудах, ученье и посте,За нравы строгие прославленный везде,Стеснивший весь себя оградою законной,С нахмуренным лицом и с волей непреклонной;Его-то старый Дук наместником нарек,И в ужас ополчил и милостью облек,Неограниченны права ему вручая.А сам, докучного вниманья избегая,С народом не простясь, incognito, одинПустился странствовать, как древний паладин.

Лишь только Анджело вступил во управленье,И всё тотчас другим порядком потекло,Пружины ржавые опять пришли в движенье,Законы поднялись, хватая в когти зло,На полных площадях, безмолвных от боязни,По пятницам пошли разыгрываться казни,И ухо стал себе почесывать народИ говорить: «Эхе! да этот уж не тот».

Между законами забытыми в ту поруЖестокий был один: закон сей изрекалПрелюбодею смерть. Такого приговоруВ том городе никто не помнил, не слыхал.Угрюмый Анджело в громаде уложеньяОтрыл его — и в страх повесам городскимОпять его на свет пустил для исполненья,Сурово говоря помощникам своим:«Пора нам зло пугнуть. В балованном народеПреобратилися привычки уж в праваИ шмыгают кругом закона на свободе,Как мыши около зевающего льва.Закон не должен быть пужало из тряпицы,На коем наконец уже садятся птицы».

Так Анджело на всех навел невольно дрожь,Роптали вообще, смеялась молодежьИ в шутках строгого вельможи не щадила,Меж тем как ветрено над бездною скользила,И первый под топор беспечной головойПопался Клавдио, патриций молодой.В надежде всю беду со временем исправитьИ не любовницу, супругу в свет представить,Джюльету нежную успел он обольститьИ к таинствам любви безбрачной преклонить.Но их последствия к несчастью явны стали;Младых любовников свидетели застали,Ославили в суде взаимный их позор,И юноше прочли законный приговор.

Несчастный, выслушав жестокое решенье,С поникшей головой обратно шел в тюрьму,Невольно каждому внушая сожаленьеИ горько сетуя. На встречу вдруг емуПопался Луцио, гуляка беззаботный,Повеса, вздорный враль, но малый доброхотный.«Друг, — молвил Клавдио, — молю! не откажи:Сходи ты в монастырь к сестре моей. Скажи,Что должен я на смерть идти; чтоб поспешилаОна спасти меня, друзей бы упросила,Иль даже бы пошла к наместнику сама.В ней много, Луцио, искусства и ума,Бог дал ее речам уверчивость и сладость,К тому ж и без речей рыдающая младостьМягчит сердца людей». — «Изволь! поговорю»,Гуляка отвечал, и сам к монастырюТотчас отправился.

Младая ИзабелаВ то время с важною монахиней сидела.Постричься через день она должна былаИ разговор о том со старицей вела.Вдруг Луцио звонит и входит. У решеткиЕго приветствует, перебирая четки,Полузатворница: «Кого угодно вам?»— Девица (и судя по розовым щекам,Уверен я, что вы девица в самом деле),Нельзя ли доложить прекрасной Изабеле,Что к ней меня прислал ее несчастный брат?«Несчастный?.. почему? что с ним? скажите смело:Я Клавдио сестра». — Нет, право? очень рад.Он кланяется вам сердечно. Вот в чем дело:Ваш брат в тюрьме. — «За что?» — За то, за что бы яБлагодарил его, красавица моя,И не было б ему иного наказанья. —(Тут он в подробные пустился описанья,Немного жесткие своею наготойДля девственных ушей отшельницы младой,Но со вниманием всё выслушала деваБез приторных причуд стыдливости и гнева.Она чиста была душою как эфир.Ее смутить не мог неведомый ей мирСвоею суетой и праздными речами.)— Теперь, — примолвил он, — осталось лишь мольбамиВам тронуть Анджело, и вот о чем просилВас братец. — «Боже мой, — девица отвечала, —Когда б от слов моих я пользы ожидала!..Но сомневаюся; во мне не станет сил...»— Сомненья нам враги, — тот с жаром возразил, —Нас неудачею предатели стращаютИ благо верное достать не допущают.Ступайте к Анджело, и знайте от меня,Что если девица, колена преклоняПеред мужчиною, и просит и рыдает,Как бог он все дает, чего ни пожелает.

Девица, отпросясь у матери честной,С усердным Луцио к вельможе поспешилаИ, на колена встав, смиренною мольбойЗа брата своего наместника молила.«Девица, — отвечал суровый человек, —Спасти его нельзя; твой брат свой отжил век;Он должен умереть». Заплакав, ИзабелаСклонилась перед ним и прочь идти хотела,Но добрый Луцио девицу удержал.«Не отступайтесь так, — он тихо ей сказал, —Просите вновь его; бросайтесь на колени,Хватайтеся за плащ, рыдайте; слезы, пени,Все средства женского искусства вы должныТеперь употребить. Вы слишком холодны,Как будто речь идет меж вами про иголку.Конечно, если так, не будет, верно, толку.Не отставайте же! еще!»

Она опятьУсердною мольбой стыдливо умолятьЖестокосердого блюстителя закона.«Поверь мне, — говорит, — ни царская корона,Ни меч наместника, ни бархат судии,Ни полководца жезл — все почести сии —Земных властителей ничто не украшает,Как милосердие. Оно их возвышает.Когда б во власть твою мой брат был облечен,А ты был Клавдио, ты мог бы пасть как он,Но брат бы не был строг, как ты».

Ее укоромСмущен был Анджело. Сверкая мрачным взором,«Оставь меня, прошу», — сказал он тихо ей.Но дева скромная и жарче и смелейБыла час от часу. «Подумай, — говорила, —Подумай, если тот, чья праведная силаПрощает и целит, судил бы грешных насБез милосердия; скажи: что было б с нами?Подумай — и любви услышишь в сердце глас,И милость нежная твоими дхнет устами,И новый человек ты будешь».

Он в ответ:«Поди; твои мольбы пустая слов утрата.Не я, закон казнит. Спасти нельзя мне брата,И завтра он умрет».ИзабелаКак завтра! что? нет, нет.Он не готов еще, казнить его не можно...Ужели господу пошлем неосторожноМы жертву наскоро. Мы даже и цыплятНе бьем до времени. Так скоро не казнят.Спаси, спаси его: подумай в самом деле,Ты знаешь, государь, несчастный осужденЗа преступление, которое доселеПрощалось каждому; постраждет первый он.АнджелоЗакон не умирал, но был лишь в усыпленье,Теперь проснулся он.ИзабелаБудь милостив!АнджелоНельзя.Потворствовать греху есть то же преступленье,Карая одного, спасаю многих я.ИзабелаТы ль первый изречешь сей приговор ужасный?И первой жертвою мой будет брат несчастный.Нет, нет! будь милостив. Ужель душа твояСовсем безвинная? спросись у ней: ужелиИ мысли грешные в ней отроду не тлели?

Невольно он вздрогнул, поникнул головойИ прочь идти хотел. Она: «Постой, постой!Послушай, воротись. Великими дарамиЯ задарю тебя... прими мои дары,Они не суетны, но честны и добры,И будешь ими ты делиться с небесами:Я одарю тебя молитвами душиПред утренней зарей, в полунощной тиши,Молитвами любви, смирения и мира,Молитвами святых, угодных небу дев,В уединении умерших уж для мира,Живых для господа».Смущен и присмирев,Он ей свидание на завтра назначаетИ в отдаленные покои поспешает.

День целый Анджело, безмолвный и угрюмый,Сидел, уединясь, объят одною думой,Одним желанием; всю ночь не тронул сонУсталых вежд его. «Что ж это? — мыслит он, —Ужель ее люблю, когда хочу так сильноУслышать вновь ее и взор мой усладитьДевичьей прелестью? По ней грустит умильноДуша... или когда святого уловитьЗахочет бес, тогда приманкою святоюИ манит он на крюк? Нескромной красотоюЯ не был отроду к соблазнам увлечен,И чистой девою теперь я побежден.Влюбленный человек доселе мне казалсяСмешным, и я его безумству удивлялся.А ныне!..»

Размышлять, молиться хочет он,Но мыслит, молится рассеянно. СловамиОн небу говорит, а волей и мечтамиСтремится к ней одной. В унынье погружен,Устами праздными жевал он имя бога,А в сердце грех кипел. Душевная тревогаЕго осилила. Правленье для него,Как дельная, давно затверженная книга,Несносным сделалось. Скучал он; как от ига,Отречься был готов от сана своего;А важность мудрую, которой столь гордился,Которой весь народ бессмысленно дивился,Ценил он ни во что и сравнивал с пером,Носимым в воздухе летучим ветерком...

По утру к Анджело явилась ИзабелаИ странный разговор с наместником имела.

Что скажешь?ИзабелаВолю я твою пришла узнать.АнджелоАх, если бы ее могла ты угадать!..Твой брат не должен жить... а мог бы.ИзабелаПочему жеПростить нельзя его?АнджелоПростить? что в мире хужеСтоль гнусного греха? убийство легче.ИзабелаДа,Так судят в небесах, но на земле когда?АнджелоТы думаешь? так вот тебе предположенье:Что если б отдали тебе на разрешеньеОставить брата влечь ко плахе на убой,Иль искупить его, пожертвовав собойИ плоть предав греху?ИзабелаСкорее, чем душою,Я плотью жертвовать готова.АнджелоЯ с тобоюТеперь не о душе толкую... дело в том:Брат осужден на казнь; его спасти грехомНе милосердие ль?ИзабелаПред богом я готоваДушою отвечать: греха в том никакого,Поверь, и нет. Спаси ты брата моего!Тут милость, а не грех.АнджелоСпасешь ли ты его,Коль милость на весах равно с грехом потянет?ИзабелаО пусть моим грехом спасенье брата станет!(Коль только это грех.) О том готова яМолиться день и ночь.АнджелоНет, выслушай меня,Или ты слов моих совсем не понимаешь,Или понять меня нарочно избегаешь,Я проще изъяснюсь: твой брат приговорен.ИзабелаТак.АнджелоСмерть изрек ему решительно закон.ИзабелаТак точно.АнджелоСредство есть одно к его спасенью.(Все это клонится к тому предположенью,И только есть вопрос и больше ничего.)Положим: тот, кто б мог один спасти его(Наперсник судии, иль сам по сану властныйЗаконы толковать, мягчить их смысл ужасный),К тебе желаньем был преступным воспаленИ требовал, чтоб ты казнь брата искупилаСвоим падением; не то — решит закон.Что скажешь? как бы ты в уме своем решила?ИзабелаДля брата, для себя решилась бы скорей,Поверь, как яхонты носить рубцы бичейИ лечь в кровавый гроб спокойно, как на ложе,Чем осквернить себя.АнджелоТвой брат умрет.ИзабелаТак что же?Он лучший путь себе, конечно, изберет.Бесчестием сестры души он не спасет.Брат лучше раз умри, чем гибнуть мне навечно.АнджелоЗа что ж казалося тебе бесчеловечноРешение суда? Ты обвиняла насВ жестокосердии. Давно ль еще? СейчасТы праведный закон тираном называла,А братний грех едва ль не шуткой почитала.ИзабелаПрости, прости меня. Невольно я душойТогда лукавила. Увы! себе самойПротивуречила я, милое спасаяИ ненавистное притворно извиняя.Мы слабы.АнджелоЯ твоим признаньем ободрен.Так женщина слаба, я в этом убежденИ говорю тебе: будь женщина, не боле —Иль будешь ничего. Так покорися волеСудьбы своей.ИзабелаТебя я не могу понять.АнджелоПоймешь: люблю тебя.ИзабелаУвы! что мне сказать?Джюльету брат любил, и он умрет, несчастный.АнджелоЛюби меня, и жив он будет.ИзабелаЗнаю: властныйИспытывать других, ты хочешь...АнджелоНет, клянусь,От слова моего теперь не отопрусь;Клянуся честию.ИзабелаО много, много чести!И дело честное!.. Обманщик! Демон лести!Сей час мне Клавдио свободу подпиши,Или поступок твой и черноту душиЯ всюду разглашу — и полно лицемеритьТебе перед людьми.АнджелоИ кто же станет верить?По строгости моей известен свету я;Молва всеобщая, мой сан, вся жизнь мояИ самый приговор над братней головоюПредставят твой донос безумной клеветою.Теперь я волю дал стремлению страстей.Подумай и смирись пред волею моей;Брось эти глупости: и слезы, и моленья,И краску робкую. От смерти, от мученьяТем брата не спасешь. Покорностью однойИскупишь ты его от плахи роковой.До завтра от тебя я стану ждать ответа.И знай, что твоего я не боюсь извета.Что хочешь говори, не пошатнуся я.Всю истину твою низвергнет ложь моя.

Сказал и вышел вон, невинную девицуОставя в ужасе. Поднявши к небесамМолящий, ясный взор и чистую десницу,От мерзостных палат спешит она в темницу.Дверь отворилась ей; и брат ее глазамПредставился.

В цепях, в унынии глубоком,О светских радостях стараясь не жалеть,Еще надеясь жить, готовясь умереть,Безмолвен он сидел, и с ним в плаще широкомПод черным куколем с распятием в рукахСогбенный старостью беседовал монах.Старик доказывал страдальцу молодому,Что смерть и бытие равны одна другому,Что здесь и там одна бессмертная душаИ что подлунный мир не стоит ни гроша.С ним бедный Клавдио печально соглашался,А в сердце милою Джюльетой занимался.Отшельница вошла: «Мир вам!» — очнулся онИ смотрит на сестру, мгновенно оживлен.«Отец мой, — говорит монаху Изабела, —Я с братом говорить одна бы здесь хотела».Монах оставил их.

Что ж, милая сестра,Что скажешь?ИзабелаМилый брат, пришла тебе пора.КлавдиоТак нет спасенья?ИзабелаНет, иль разве поплатитьсяДушой за голову?КлавдиоТак средство есть одно?ИзабелаТак, есть. Ты мог бы жить. Судья готов смягчиться.В нем милосердие бесовское: оноТебе дарует жизнь за узы муки вечной.КлавдиоЧто? вечная тюрьма?ИзабелаТюрьма — хоть без оград,Без цепи.КлавдиоИзъяснись, что ж это?ИзабелаДруг сердечный,Брат милый! Я боюсь... Послушай, милый брат,Семь, восемь лишних лет ужель тебе дорожеВсегдашней чести? Брат, боишься ль умереть?Что чувство смерти? миг. И много ли терпеть?Раздавленный червяк при смерти терпит то же,Что терпит великан.КлавдиоСестра! или я трус?Или идти на смерть во мне не станет силы?Поверь, без трепета от мира отрешусь,Коль должен умереть; и встречу ночь могилы,Как деву милую.ИзабелаВот брат мой! узнаю;Из гроба слышу я отцовский голос. Точно:Ты должен умереть; умри же беспорочно.Послушай, ничего тебе не утаю:Тот грозный судия, святоша тот жестокий,Чьи взоры строгие во всех родят боязнь,Чья избранная речь шлет отроков на казнь,Сам демон; сердце в нем черно, как ад глубокий,И полно мерзостью.КлавдиоНаместник?ИзабелаАд облекЕго в свою броню. Лукавый человек!..Знай: если б я его бесстыдное желаньеРешилась утолить, тогда бы мог ты жить.КлавдиоО нет, не надобно.ИзабелаНа гнусное свиданье,Сказал он, нынче в ночь должна я поспешить,Иль завтра ты умрешь.КлавдиоНейди, сестра.ИзабелаБрат милый!Бог видит: ежели одной моей могилойМогла бы я тебя от казни искупить,Не стала б более иголки дорожитьЯ жизнию моей.КлавдиоБлагодарю, друг милый!ИзабелаТак завтра, Клавдио, ты к смерти будь готов.КлавдиоДа, так... и страсти в нем кипят с такою силой!Иль в этом нет греха; иль из семи греховГрех это меньший?ИзабелаКак?КлавдиоТакого прегрешеньяТам, верно, не казнят. Для одного мгновеньяУжель себя сгубить решился б он навек?Нет, я не думаю. Он умный человек.Ах, Изабела!ИзабелаЧто? что скажешь?КлавдиоСмерть ужасна!ИзабелаИ стыд ужасен.КлавдиоТак — однако ж... умереть,Идти неведомо куда, во гробе тлетьВ холодной тесноте... Увы! земля прекраснаИ жизнь мила. А тут: войти в немую мглу,Стремглав низвергнуться в кипящую смолу,Или во льду застыть, иль с ветром быстротечнымНоситься в пустоте пространством бесконечным...И всё, что грезится отчаянной мечте...Нет, нет: земная жизнь в болезни, в нищете,В печалях, в старости, в неволе... будет раемВ сравненье с тем, чего за гробом ожидаем.ИзабелаО боже!КлавдиоДруг ты мой! Сестра! позволь мне жить.Уж если будет грех спасти от смерти брата,Природа извинит.ИзабелаЧто смеешь говорить?Трус! тварь бездушная! от сестрина развратаСебе ты жизни ждешь!.. Кровосмеситель! нет,Я думать не могу, нельзя, чтоб жизнь и светМоим отцом тебе даны. Прости мне, боже!Нет, осквернила мать отеческое ложе,Коль понесла тебя! Умри. Когда бы яСпасти тебя могла лишь волею моею,То всё-таки б теперь свершилась казнь твоя.Я тысячу молитв за смерть твою имею,За жизнь — уж ни одной...КлавдиоСестра, постой, постой!Сестра, прости меня!

И узник молодойУдерживал ее за платье. ИзабелаОт гнева своего насилу охладела,И брата бедного простила, и опять,Лаская, начала страдальца утешать.

Монах стоял меж тем за дверью отпертоюИ слышал разговор меж братом и сестрою.Пора мне вам сказать, что старый сей монахНе что иное был, как Дук переодетый.Пока народ считал его в чужих краяхИ сравнивал, шутя, с бродящею кометой,Скрывался он в толпе, всё видел, наблюдалИ соглядатаем незримым посещалПалаты, площади, монастыри, больницы,Развратные дома, театры и темницы.Воображение живое Дук имел;Романы он любил, и может быть, хотелХалифу подражать Гаруну Аль-Рашиду.Младой отшельницы подслушав весь рассказ,В растроганном уме решил он тот же часНе только наказать жестокость и обиду,Но сладить кое-что... Он тихо в дверь вошел,Девицу отозвал и в уголок отвел.«Я слышал всё, — сказал, — ты похвалы достойна,Свой долг исполнила ты свято; но теперьПредайся ж ты моим советам. Будь покойна,Всё к лучшему придет; послушна будь и верь».Тут он ей объяснил свое предположеньеИ дал прощальное свое благословенье.

Друзья! поверите ль, чтоб мрачное чело,Угрюмой, злой души печальное зерцало,Желанья женские навеки привязалоИ нежной красоте понравиться могло?Не чудно ли? Но так. Сей Анджело надменный,Сей злобный человек, сей грешник — был любимДушою нежною, печальной и смиренной,Душой, отверженной мучителем своим.Он был давно женат. Летунья легкокрила,Младой его жены молва не пощадила,Без доказательства насмешливо коря;И он ее прогнал, надменно говоря:«Пускай себе молвы неправо обвиненье,Нет нужды. Не должно коснуться подозреньеК супруге кесаря». С тех пор она жилаОдна в предместии, печально изнывая.Об ней-то вспомнил Дук, и дева молодаяПо наставлению монаха к ней пошла.

Марьяна под окном за пряжею сиделаИ тихо плакала. Как ангел, ИзабелаПред ней нечаянно явилась у дверей.Отшельница была давно знакома с нейИ часто утешать несчастную ходила.Монаха мысль она ей тотчас объяснила.Марьяна, только лишь настанет ночи мгла,К палатам Анджело идти должна была,В саду с ним встретиться под каменной оградойИ, наградив его условленной наградой,Чуть внятным шепотом, прощаяся, шепнутьЛишь только то:теперь о брате не забудь.Марьяна бедная сквозь слезы улыбалась,Готовилась дрожа — и дева с ней рассталась.

Всю ночь в темнице Дук последствий ожидалИ, сидя с Клавдио, страдальца утешал.Пред светом снова к ним явилась Изабела.Всё шло как надобно: сейчас у ней сиделаМарьяна бледная, с успехом возвратясьИ мужа обманув. Денница занялась —Вдруг запечатанный приказ приносит вестникНачальнику тюрьмы. Читают: что ж? НаместникНемедля узника приказывал казнитьИ голову его в палаты предъявить.

Замыслив новую затею, Дук представилНачальнику тюрьмы свой перстень и печатьИ казнь остановил, а к Анджело отправилДругую голову, велев обрить и снятьЕе с широких плеч разбойника морского,Горячкой в ту же ночь умершего в тюрьме,А сам отправился, дабы вельможу злого,Столь гнусные дела творящего во тьме,Пред светом обличить.

Едва молва невнятноО казни Клавдио успела пробежать,Пришла другая весть. Узнали, что обратноКо граду едет Дук. Народ его встречатьТолпами кинулся. И Анджело смущенный,Грызомый совестью, предчувствием стесненный,Туда же поспешил. Улыбкой добрый ДукПриветствует народ, теснящийся вокруг,И дружно к Анджело протягивает руку.И вдруг раздался крик — и прямо в ноги ДукуДевица падает. «Помилуй, государь!Ты щит невинности, ты милости алтарь,Помилуй!..» — Анджело бледнеет и трепещетИ взоры дикие на Изабелу мещет...Но победил себя. Оправиться успев,«Она помешана, — сказал он, — видев брата,Приговоренного на смерть. Сия утратаВ ней разум потрясла...»Но обнаружа гневИ долго скрытое в душе негодованье,«Всё знаю, — молвил Дук; — всё знаю! наконецЗлодейство на земле получит воздаянье.Девица, Анджело! за мною, во дворец!»

У трона во дворце стояла МарианаИ бедный Клавдио. Злодей, увидев их,Затрепетал, челом поникнул и утих;Все объяснилося, и правда из туманаВозникла; Дук тогда: «Что, Анджело, скажи,Чего достоин ты?» Без слез и без боязни,С угрюмой твердостью тот отвечает: «Казни.И об одном молю: скорее прикажиВести меня на смерть».«Иди, — сказал властитель, —Да гибнет судия — торгаш и обольститель».Но бедная жена, к ногам его упав,«Помилуй, — молвила, — ты, мужа мне отдав,Не отымай опять; не смейся надо мною».— Не я, но Анджело смеялся над тобою, —Ей Дук ответствует, — но о твоей судьбеСам буду я пещись. Останутся тебеЕго сокровища, и будешь ты наградаСупругу лучшему. — «Мне лучшего не надо.Помилуй, государь! не будь неумолим,Твоя рука меня соединила с ним!Ужели для того так долго я вдовела?Он человечеству свою принес лишь дань.Сестра! спаси меня! друг милый, Изабела!Проси ты за него, хоть на колени стань,Хоть руки подыми ты молча!»ИзабелаДушой о грешнике, как ангел, пожалелаИ, пред властителем колена преклоня,«Помилуй, государь, — сказала. — За меняНе осуждай его. Он (сколько мне известно,И как я думаю) жил праведно и честно,Покаместь на меня очей не устремил.Прости же ты его!»И Дук его простил.