Помню я: бывало, няня,Долго сидя за чулком,Молвит: «Баловень ты, Ваня,Всё дурачишься с котом.
Встань, подай мою шубейку:Что-то холодно, дрожу...Да присядь вот на скамейку.Сказку длинную скажу».
И старушка с расстановкойДо полночи говорит.С приподнятою головкойЯ сижу. Свеча горит.
Петухи давно пропели.Поздно. Тянется ко сну...Где-то дрожки прогремели...И под говор я засну.
Сон покоен. Утром встанешь —Прямо в садик... Рай земной!Песни, говор... А как глянешьНа росинки — сам не свой!
Чуть сорока защекочет —Понимаешь, хоть молчишь,Упрекнуть она, мол, хочет:«Здравствуй, Ваня! Долго спишь!»
А теперь ночной пороюНа груди гора лежит:День прожитый пред тобоюСтрашным призраком стоит.
Видишь зла и грязи море,Племя жалкое невежд,Униженье, голод, горе.Клочья нищенских одежд.
Пот на пашнях за сохами,Пот в лесу за топором,Пот на гумнах за цепами,На дворе и за двором.
Видишь горькие потери,Слезы падшей красотыИ затворенные двериДля убитой нищеты...
И с тоскою ждешь рассвета,Давит голову свинец.О, когда же горечь этаВся исчезнет наконец!
(Нет комментариев)
|
|
|
|