На следующий день я встала немного позже и поспешила в школу как можно быстрее.
Вбежала в класс, когда прозвенел звонок.
У меня легкая мизофобия, поэтому даже если урок уже начался, я неторопливо протираю стол и стул бумагой, прежде чем сесть.
Как только я начала протирать стул, я заметила проблему: на нем был клей.
Я огляделась, затем как ни в чем не бывало положила стул на бок и села на него так, разложив книги на коленях. Игнорируя взгляды учителя и одноклассников, я занялась своими делами.
Стипендия также была одним из моих способов заработка. За первые три места на важных экзаменах в Сэйгаку полагалась награда. К тому же, мое самолюбие не позволяло мне быть хуже «сверстников» шестнадцати лет, поэтому на уроках я слушала. Если понимала что-то, то склоняла голову и переводила китайские книги, занимаясь своими делами. Если что-то не понимала или не очень хорошо помнила, то внимательно слушала.
Мои базовые знания и усердие позволили мне никогда не опускаться ниже третьего места.
Сегодня, похоже, хорошо послушать урок не получится.
Годовая стипендия из-за предстоящего перевода пропадет, видимо, придется выделять больше времени на подработку.
Учитель смотрел на меня, сидящую ниже обычного, и хотел что-то сказать, но передумал. Он знал мою привычку: кроме ответов на вопросы по учебе, я ни на что не реагировала. Если меня выгоняли постоять, я выходила с книгами, не говоря ни слова.
Я следовала указаниям учителя, не делала ничего из ряда вон выходящего на уроках, и оценки у меня всегда были хорошие. К тому же, почти все учителя, замещающие уроки, знали о моей семейной ситуации и закрывали глаза на некоторые мои поступки.
После урока я сразу остановила учителя:
— Учитель, есть лишний стул?
— Мой стул сломан.
Учитель литературы взглянул на меня:
— Пойдем со мной в учительскую, там есть.
Зайдя в учительскую, она спросила меня:
— Есть что-нибудь, что ты хочешь сказать?
Я молчала. Она вздохнула:
— Если что-то случилось, скажи учителю. Учитель постарается тебе помочь.
Я постаралась сказать без эмоций:
— Спасибо, ничего.
Перенеся стул обратно в класс, я сходила в туалет и, вернувшись, обнаружила, что в классе шумно. Оиси Сюичиро кого-то отчитывал. Увидев меня, он поспешно сказал:
— Не садись!
Я взглянула на него, посмотрела на стул — кажется, его снова намазали клеем. Я собрала свои вещи.
— Ты пока воспользуйся моим стулом.
Не успел Оиси закончить, как Инуи Садахару, который пришел к Оиси на перемене и заодно стал свидетелем этой сцены, вмешался:
— Ты знаешь, кто в этом участвовал?
Судя по выражению его лица, участников было много?
Я подняла голову и очень холодно взглянула на них обоих:
— Не суйте нос не в свои дела. — Затем, обняв свои вещи, вышла из класса.
Очки Инуи отразили свет:
— Мне немного холодно, — но если верить описанию кое-кого, реакция этого человека довольно интересна.
Слыша, как другие в классе за спиной возмущаются за Оиси и Инуи:
— Не обращайте на нее внимания, она совершенно бессердечная.
Оиси все еще отчитывал тех, кто совершил пакость...
— Тратят мое время, — пробормотала я себе под нос.
Прислонившись к тенистому дереву, я продолжила заниматься своими делами.
Разминая затекшую шею, я подумала, что, возможно, не стоит приходить в школу в последние несколько дней, а просто сразу перевестись в Хётэй.
Я взглянула в сторону аллеи, листья колыхались на ветру.
— Все-таки нужно сделать то дело, а потом исчезнуть.
Снова уткнувшись в работу, я ломала голову над выбором слов для перевода одной фразы, как вдруг почувствовала, что передо мной кто-то стоит.
Я подняла голову. Человек стоял против света, тень от дерева падала на его лицо. В его открытых синих глазах светилась улыбка и тепло:
— Они тебя раздражают?
Я опустила голову, скрывая выражение лица, и проигнорировала его.
Он не обиделся, сел рядом, скрестив ноги, словно ожидал, что я не отвечу.
Я с выражением отвращения подвинулась в сторону, показывая, что хочу, чтобы он ушел.
Он подпер голову рукой и спросил:
— Раньше ты просто меняла место?
— Мне не нужно тратить время из-за тебя.
— Угу, — его голос был ровным. Я странно посмотрела на него и увидела, что он уже закрыл глаза и отдыхает. Я даже прочитала на его лице расслабление и удовлетворение.
«Что за чудак», — пробормотала я про себя.
Собрав свои вещи, я поменяла место.
Вскоре он снова подошел, на этот раз ничего не говоря, просто положил руки под голову и лег отдыхать.
Я была очень недовольна, но больше не обращала на него внимания.
После второго урока пришли его друзья, почти все основные игроки теннисного клуба того же года, что и он.
Действительно, толпа любителей поглазеть.
— Сюске, ты опять не идешь на урок из-за нее? — Сказав это, Кикумару Эйдзи присел и обошел меня кругом, словно пытаясь понять, что во мне особенного, и немного негодуя.
Наверное, он думал, что мой характер того не стоит.
— Нет, я просто не хотел сидеть в классе и вышел.
— Иди на урок, — сказал Тэдзука.
— Я хочу остаться еще на один урок, — Сюске посмотрел на меня, но его взгляд, казалось, говорил: «Если ты нормально поговоришь со мной, я уведу всех этих людей и не буду тебя беспокоить». Выражение его лица было насмешливым.
Девушка, которая училась в одном классе с Сюске, сказала:
— Учитель на прошлом уроке тебя отмечал, я отпросила тебя на один урок. На этот урок тебе нужно пойти.
Затем она обратилась ко мне:
— Неужели небольшая обида в школе — это такая большая проблема? Просто найди кого-нибудь, кто поможет тебе с этим разобраться, а так тянуть других прогуливать уроки неправильно.
— У некоторых людей в этой школе слишком низкий уровень. На них неинтересно смотреть, и они очень раздражают. Но мне как раз на следующей неделе переводиться, наконец-то попрощаюсь с шумными людьми и низкосортным Сэйгаку.
Члены теннисного клуба, похоже, уже знали, что мои слова часто бывают неприятными, но если со мной спорить, я не скажу больше ни слова, это как бить кулаком по вате. Поэтому все просто промолчали, не возражая.
Девушка, которая пришла с ними, очень рассердилась:
— Сама напросилась, раз ее обижают!
Сюске остановил меня, когда я собиралась уйти:
— Ты переводишься? В какую школу?
— Тебя это не касается.
— Тогда ты придешь в школу в ближайшие дни?
Я посмотрела ему в глаза и очень серьезно, но равнодушно сказала:
— Нет ничего, ради чего стоило бы приходить.
Сказав это, я взяла свои вещи и ушла.
— Она уходит, ты не пойдешь попрощаться? — спросил Инуи Садахару у Сюске.
— Она только что прощалась со мной, — Сюске снова прищурился, — Как жаль, в будущем будет меньше веселья.
Кикумару Эйдзи проворчал:
— Неужели ты так поступаешь не потому, что она тебе нравится?
— Как такое возможно, просто она очень интересная, — увидев их странные выражения, он развел руками, — Каждый раз, когда я вижу, как на ее равнодушном лице появляется трещина, мне становится очень весело.
Остальные не захотели слушать его злые шутки и вместе пошли в класс.
Шедший позади Сюске вдруг снова открыл глаза. Никто не видел эмоций в его глазах, и их невозможно было разгадать.
Я обернулась, глядя в сторону, куда они ушли:
— Я уже попрощалась, надеюсь, в будущем у нас не будет пересечений.
Невозможность ответить на чьи-то усилия и искренность — это мучение и страдание.
— Прощай, Сэйгаку, — я глубоко взглянула на эту школу, игнорируя нахлынувшие эмоции, и вышла за ворота.
(Нет комментариев)
|
|
|
|